Я зажмуриваюсь и бросаю окровавленную салфетку на пол. Достаю еще одну и начинаю вновь оттирать кровь с его лица и шеи. Цепляюсь за плечи Максима, к его шее прислоняюсь, целую в щеки.
— Брат, братишка, — скулю тихо, — прости меня…
— Кому и стоит просить прощения, так это мне, — хрипит Максим, — все началось с нас с Кариной. Но скоро все закончится, и ты сможешь…
— Не закончится! — кричу я, начиная рыдать, — не закончится! Я спасу тебя, слышишь?! Спасу!
— Ты Эльдара еще не знаешь, Полинка. Я не дотяну до конца июня. Грохнут…
— Нет! Нет! — кричу, сжимая брата в своих руках, — замолчи, слышишь?! Какого черта ты сдаешься?! Ты мой старший брат!
— За такое голову отрубают. А со мной еще возятся, думают о чем-то, — вздыхает Максим, — ты иди, Полинка. Ты сбегай… Как мы хотели, помнишь?
Я резко прислоняю палец к его разбитым губам.
— Т-шш… тихо, Максим.
Я осматриваюсь вокруг. Поломанные кирпичи, старые полуразвалившиеся плиты, сырые углы. Когда-то здесь был завод, теперь — одни развалины. На окнах решетки, да и сами окна настолько маленькие, что в них только кошку протолкнуть можно.
Я закрываю глаза от безысходности.
— Полинка… иди ближе, — просит Максим.
Я послушно приближаюсь и обнимаю его. Макс тяжело дышит, хочет что-то мне сказать. А я с болью понимаю, что сегодня отсюда выйду только я. Басманов схватит за руку и затащит в свой автомобиль, а мой брат останется здесь — дальше мучиться.
Но я же любимая конфета дьявола, и в моих силах сделать все, чтобы скоро отсюда выбрался и Максим.
— Я не сказал им… о тебе… — шепчет Максим в самое ухо, — я лучше сдохну, чем позволю ему привязать тебя этим…
Я утираю слезы и обнимаю Макса.
В приступах боли он не раскололся. Дал шанс мне на жизнь. На бегство.
Он не сказал, для кого действительно покупал тест. Не сказал Басмановым, что я беременна.
— Макс… — шмыгаю носом, желая разрыдаться прямо здесь, — Макс, я не знаю, что мне с этим делать.
— Не говори ему, — шевелит губами Макс.
Я слышу его едва, но сразу понимаю, что брат хочет мне сказать. Он советует скрыть это от Басманова.
Я зажмуриваюсь, заставляя сердце сжаться в приступе агонии.
— Он погубит. И тебя, и его…
— Т-шш, — вновь заставляю его молчать, прикладывая палец к израненным губам.
Я поняла тебя, Максим. Он погубит и меня, и ребенка. Ты прав.
— Пусть пытают меня до конца жизни, но я не выдам тебя, — Максим морщится от боли.
Я почти не слышу его слова, читаю лишь по губам. Так безопаснее.
И перед тем, как дверь начинает страшно скрипеть, я успеваю прочитать по губам следующее:
— Лучше сама сделай аборт… иначе это сделает он. Поверь мне.
Рустам приближается. Нещадно, неумолимо. Я впиваюсь в ледяную ладонь брата и целую его пальцы, как безумная. Слезы застилают мне глаза, но я до последнего трогаю кожу брата, его тело, его живое тело.
А он продолжает шевелить губами:
— Или беги, слышишь? Найди Андрюшку Пантелеева, он тебе денег даст… это друг детства мой… Пантелеев. Запомни.
Закрываю Максиму рот ладонью. Он привязан спиной к двери и не видит приближение врага, а я все вижу. И заставляю брата молчать.
А еще имя запоминаю. Андрей Пантелеев. Пантелеев…
Я обнимаю Максима дрожащими руками. Он еще рядом со мной.
Он живой.
Я говорю с ним, и никого роднее у меня нет.
— Как Каринку их семья отправит туда… и тебя не пощадят, сестра, — успевает шепнуть Максим.
Пока сверху не раздается голос бога войны:
— Почему притихли?
Я поднимаю зареванные глаза и пустым взглядом обвожу фигуру Басманова.
Если раньше я металась от действия к действию, то теперь понимаю: выход один. Максим говорит правду, и права на ошибку у меня нет.
Он свою сестру не пощадил, а меня — тем более.
Ведь богу войны — дети не нужны.
— Довольно. Вставай, Полина.
Не дожидаясь ответной реакции, Басманов хватает меня за плечи. Ставит на ноги, придерживает. Вот только ноги меня совсем не держат, и в глазах от резкого подъема темнеет.
— Я ведь говорил: без истерик… — краем сознания чувствую ярость Басманова.
А тем временем сильные руки уводят меня от обессиленного брата, который давно простился с жизнью. Но я отчаянно пытаюсь не забыть главное: Андрюшка Пантелеев, друг детства, он поможет…
Глава 28
Только костер и тишина
Руки мои греют тебя…
HENSY & Клава Кока — Костер
Я удивлена: в машине бога войны есть музыка. И она даже хорошо звучит. Только эти строчки никак не подходят нам. Не в той ситуации, в которой мы оказались.
Мы давно друг друга не греем.
Наоборот, меня колотит не по-детски, с таким давлением в космос точно не возьмут. Руки бьет такая дрожь, что если вдруг Рустам коснется меня, то напряжение в салоне взорвется на мелкие частицы.
— Родная…
Он решает заговорить. Первым.
Я удивлена, бог войны. Удивлена.
— Либо война, либо я, — рушу я все его надежды, — Волгоград или я. Кровная месть или я.
— Довольно! — цедит, оставленный без шансов.
Рустам тяжело вздыхает. Он начинает злиться, и я тоже.
— Либо я твоя, либо ты убийца, — продолжаю самозабвенно.
Считаешь, что я много на себя беру?
Но ты же не думал, что я прощу тебе это?