Девочка, Которая Выжила

Елисей помнил про регидрон. Лет десять назад Елисей и Алексей с семьями поехали кататься на лыжах в три долины. Аглая подцепила там какой-то лютый желудочный вирус, двое суток мучилась от нескончаемых рвоты и поноса, дошла до серьезного обезвоживания, а доктор сначала мотался ночью из Мерибеля в Куршевель в дежурную аптеку, а потом сидел над девочкой и отпаивал из ложечки регидроном, ложечка за ложечкой, пей, малыш, пей понемножку, но часто-часто, иначе дело дойдет до капельниц, пей. Теперь профессор никак не мог представить себе, чтобы девочка, которую он отпаивал регидроном, могла оказаться знаменем полицейского беспредела. Но и Матвея Брешко- Брешковского в роли маньяка-убийцы он представить себе тоже не мог, поскольку неоднократно обращался к знаменитому психологу, если у кого-то из пациентов возникали суицидальные настроения на фоне химиотерапии.

– Здравствуйте, коллега, ну, что? Сразимся?

Елисей оглянулся, но это обращались не к нему. Метрах в трех за спиной Елисея знаменитый адвокат Илья Кольчевский, широко улыбаясь, через головы нескольких человек в толпе протягивал руку следователю Максиму Печекладову. Максим хорошо знал адвоката Кольчевского и очень не любил.

Этот Кольчесвский всегда был безукоризненно вежлив, непременно здоровался с Максимом до судебного заседания, а по завершении заседания неизменно приглашал выпить кофе и обсудить успехи и промахи друг друга. У Кольчевского всегда был припасен какой-то неожиданный козырь, чтобы разрушить разом главные аргументы обвинения.

Однажды, например, Кольчевский пригласил астронома, черт, профессора астрономии, и тот, исследуя тени с транспортиром в руках, доказал, что камеры наружного наблюдения – да, запечатлели подозреваемого на месте преступления, но не в то время, когда преступление было совершено. Потому что, видишь ли, тени в это время суток должны падать иначе.

И это Кольчевский, когда обсуждалась мера пресечения для Ивана Ифочкина, который ради баловства взломал серверы трех крупных банков и Министерства обороны, а Максим поймал его и запросил содержание под стражей, приведя стандартные аргументы, что подозреваемый, дескать, может скрыться или повлиять на следствие, вдруг выудил из папочки справку о том, что у подозреваемого расстройство аутистического спектра и десять последних лет психиатры безуспешно работают над тем, чтобы научить молодого человека выходить из дома. Подозреваемый при этом сидел в клетке, раскачивался, как китайский болванчик, подвывал и слегка бился виском о прутья. Кольчевский пояснил, что его подзащитный находится в стрессовом состоянии не от того, что огорчен арестом, а от того, что силою помещен из замкнутого пространства своей комнаты в открытое пространство судебного зала заседаний. Судья постановила домашний арест, и через три дня подозреваемый пропал, как в воду канул, чтобы два года спустя появиться в жизни Максима снова под именем Федор фон Если.

А Кольчевский тогда угощал Максима кофе в «Старбаксе» и говорил, улыбаясь:

– Аутизм! Оцените, коллега, какой ход!

Максим несколько раз собирался сказать Кольчевскому, что дело все же не в том, кто кого перехитрит – защитник или обвинитель. Дело все же в установлении истины. Хотел сказать, но так и не сказал. Теперь, пожимая адвокату руку, Максим думал, что кроме всей этой толпы знаменитостей, которую Кольчевский нагнал в зал и к стенам суда, должен быть еще какой-то туз у него в рукаве, который – бог весть – может оказаться и сильнее того козыря, что припас на решительную минуту Максим.

– Коллега, мое почтение! – Максим шутовски раскланялся. – Сегодня моя очередь платить за кофе.

– Прекрасно! Прекрасно! Удачи!

– И вам удачи!

Правым бедром Максим почувствовал, как вибрирует в кармане брюк телефон. Достал и прочел сообщение: «Я здесь. Принесла».

Когда судья Потапова вошла в зал, людская масса перед ней зашевелилась и загремела стульями, чтобы встать. Судье Потаповой казалось, что вместе все эти люди представляют какого-то просыпающегося зверя, отвратительного и опасного. Или да- же личинку, огромную личинку, вроде тех, ради которых муж на даче переворачивает чурбаки под дровяным навесом, чтобы найти их и использовать как наживку для рыбалки. Муж у судьи Потаповой был прокурор и рыбак. И всякий раз, вытаскивая карпа на платном пруду в Бузланово, куда и судья Потапова иногда ездила вместе с мужем и дочкой, муж приговаривал: «Попался, злодей!» Как будто карп совершил преступление и теперь, будучи насаженным на кукан, получает справедливое возмездие.

– Прошу садиться, – произнесла судья, и человеческая личинка растеклась по стульям.