– А как?.. – Елисей пытался приладиться к быстрому шагу психолога. – А нет ли какого-то диссонанса в том, что вот вы, директор благотворительного фонда, который спасает детей от самоубийств, но при этом…
– Что? – Брешковский на ходу улыбнулся.
– Ужинаете в «Пушкине», – выпалил Елисей.
Брешковский расхохотался.
– Елисей Викторович, я очень дорогой, очень высококлассный психолог. Разве не может в благотворительном фонде работать дорогой психолог? Если бы вы, например, создали благотворительный фонд, чтобы послать научную экспедицию на Луну… Бывают же научные благотворительные фонды?
– Бывают. – От быстрой ходьбы Елисей чувствовал одышку.
– Вы купили бы настоящую дорогую ракету или дешевый картонный муляж ракеты на том только основании, что она благотворительная? Дэна Паллотту читали?
– Нет. – Елисей отставал уже на полшага.
– Почитайте! – Это слово Брешковский выкрикнул не оборачиваясь.
И Елисей остановился.
Глава 20
Ugly. Ты что-нибудь помнишь про то, как там?
ДКВ. Там?
Ugly. На том свете, после смерти, по ту сторону – как правильно сказать?
ДКВ. Ты ведь не маленькая? Не тинейджер.
Ugly. Откуда ты знаешь?
ДКВ. Слишком правильные знаки препинания.
Ugly. Хех! Точно. Мне почти двадцать и у меня врожденная грамотность.
ДКВ. Что ты тут делаешь? Это игра для тинейджеров.
Ugly. У меня подруга в нее играла. Она ушла. Покончила с собой. Я по ней очень скучаю.
ДКВ. Ты надеешься найти ее здесь? На сервере?
Ugly. Да, что-то понять про нее. Или почувствовать.
ДКВ. Как ее звали?
Ugly. Нара. (Рядом с этой репликой фотография: Линара и Аглая обнимаются, смеются в камеру и гладят кота.)
ДКВ. Нара наш ангел.
Ugly. Где она?
ДКВ. Она здесь.
Ugly. Почему я не вижу ее?
ДКВ. Ты просто не видишь.
Елисей сидел за барной стойкой, пил третий уже двойной Oban и читал это с телефона. Эту переписку в смертельной группе. Про пользователя с ником «ДКВ» он знал, что это «Девочка, Которая Выжила». Про пользователя с ником UGLY он знал, что это его дочь Аглая. Ему было страшно до чертиков. Так страшно, что виски не брал его. Его девочка играла в смертельно опасную игру с дьявольской машиной. Он рассказал Аглае, что ДКВ – это машина. Но Аглая не поверила, велела не увлекаться теориями заговора. А этот долдон Фома еще и поддержал ее. Аглая написала, что Фома у нее крутой программист и он говорит, не может быть, точно не может быть такой машины, про которую заливал Елисею Брешко-Брешковский. «Пап, Брешко-Брешковский врет про машину каждому встречному, чтобы ему дали миллион на контр- машину. Не бойся за меня, я норм». Она пообещала Елисею, что никогда, ни при каких обстоятельствах не предпримет попытки самоубийства. Елисей взял с нее клятву. «Какую клятву, пап?» Елисей потребовал, чтобы Аглая поклялась всем стареньким и деревянненьким на свете. Всем, что она любила. Их старой дачей. Дачей Фомы. Старой прялкой, которая стояла у нее в комнате. Коклюшками, на которых прабабушка успела научить Аглаю плести кружева. Всем, что она любила. И она поклялась. «Пап, не бойся, я норм». Но Елисей боялся. Его девочка играла в смертельную игру с дьявольской машиной. А он мог только взмахнуть стаканом, чтобы барменша Маша плеснула туда еще виски.
– Ты в порядке вообще? – спросила Маша.
– Нет. – Елисей сделал большой глоток.
– Я вижу.
И он продолжал читать.
ДКВ. Это ты с Нарой на фотке? Ты красивая. Почему ты UGLY?
Ugly. Меня мама так зовет. Это уменьшительно-ласкательное от имени.
ДКВ. Молодец мама. Что же это за имя?
Ugly. Аглая.
ДКВ. Молодец мама. Хорошо хоть не назвала Эворой, чтобы звать уменьшительно-ласкательным WHORE[7].
Ugly. Хех!
ДКВ. Прости, я не хотела смеяться.
Ugly. Норм, я не обижаюсь. Я вообще-то все детство хотела, чтобы меня назвали Никой.