Девочка, Которая Выжила

«Шерсть та самая». И потом прочел Рыжей Глаше вслух:

– «Шерсть та самая».

Рыжая Глаша встала и направилась в душ. Через десять минут вышла из душа с влажными волосами и в мотоциклетном костюме. Подошла к Максиму, который все еще лежал голый на постели среди лужиц женского сока, нагнулась, поцеловала в щеку, сказала:

– Пока! – и вышла за дверь.

Через полчаса спустился и Максим. Спросил на ресепшене, сколько он должен за номер. Получил ответ, что номер оплачен, и если он не брал ничего из мини-бара…

Он не брал ничего из мини-бара.

Максим подумал: «Я найду ее в цирке». Он думал одновременно про Рыжую Глашу и про Белую. Про обеих. И еще он подумал про Тоню – почему она послушалась, сделала экспертизу да еще и прислала эсэмэску – «Шерсть та самая».

Глава 12

– Что за бред – пить «Гиннесс» со смородиновым сиропом! – Маша поставила перед Елисеем стакан черного пива, в пене которого как будто случилось кровоизлияние. – Специально для тебя держу сироп. Никто больше так не пьет.

– Вся Англия так пьет. – Пиво, на вкус Елисея, было детское, бородинский хлеб со смородиновым вареньем.

– Не знаю, не была. В Новой Зеландии была. Там никто так не пьет.

Схлынули посетители, бар ближе к ночи оказался почти пустым. Елисей сидел на высоком табурете за стойкой, слева от него у дальнего столика пристроился бородатый мужчина с дулей из седых волос на макушке. Он пил морковный сок и писал что-то задумчиво на листах А4. За спиной у Елисея была парочка – мужчина лет сорока и женщина, совсем молодая, лет двадцати, Глашиного возраста. Они целовались. Елисей видел их отражение в зеркальной полке сквозь бутылки Lagavulin, Talisker и Glenfarclas. Он видел, что инициатива любовных игр принадлежала девушке, мужчина просто позволял себя целовать.

Елисей пил пиво, потому что назавтра ему предстояли спортивные занятия и нельзя было иметь похмельную голову. Но и совсем без алкоголя тоже было нельзя. Елисей не умел заснуть без алкоголя. Он пил пиво, закусывал чесночными гренками, понимал, что и то и другое откладывает ему в брюхе висцеральный жир, который рано или поздно убьет его. Но назавтра он собирался дать бой висцеральному жиру. Так что еще один стаканчик – и спать.

А в телефоне он рассматривал только что присланную Аглаей курсовую работу. Триптих, каждая картина в котором была разрезана пополам – на «до» и «после». До гибели Нары и после ее гибели. Портрет Нары. Левая половина лица в веселом и теплом свете, правая половина – в тени, мрачная и холодная. И между половинами – зазор, щель. Пейзаж с Нарой. Счастливая красивая девушка идет из уютной светлой половины парка в ветреную и мрачную. И по пути девушке надо преодолеть зазор, щель. Наконец, портрет самой Аглаи. Дома за столом, с котом на руках. Девичья рука гладит кота, но если приглядеться – это Нарина рука, а по ее запястью – зазор, щель. И на второй половине картины, там, где должна бы сидеть за столом Нара, – пусто, пустой стул.

«По-моему, это очень хорошая работа, малыш, – написал Елисей в ватсапе. – Какая она по размеру?» – «Примерно в человеческий рост», – ответила Аглая сразу. Елисей отхлебнул пива, съел пару гренок, вышел на улицу покурить, вернулся. Аглая написала снова: «А еще, пап, мне сегодня снилась Нара, снилось, что она устроила прощальную вечеринку в странном лесу в странной хижине». Еще через пять минут в ватсап от Аглаи пришли ссылка и пароль. И сообщение: «Пап, зайди, пожалуйста, с моего аккаунта в нашу группу. Посмотри чат. Я даже не знаю, что сказать». Елисей зашел в чат студентов второго курса Института современного искусства и прочел комментарии на работу дочери.

Одна из Глашиных однокурсниц писала: «Вот конечно же Нара всегда мечтала, чтобы после ее храброго ухода ее выставили на стендах в галерее, чтобы все ходили и причитали, какая бедная девочка и ее подруга, обесценив все, из-за чего она решила уйти». Однокурсник вторил: «Ты просто всегда ей завидовала. Она талантливая, а ты нет. И вот ты пытаешься хайпануть на ней в последний раз. Это все равно как Сальери, отравив Моцарта, стырил бы еще пару черновиков с его стола». А другой однокурсник: «Глашенька, девочка, прости за прямоту, но это буржуазная хрень. Так сентиментально к суициду относиться можно было во времена Карамзина, а теперь, ну хоть Мисиму почитай или хоть Акунина. Нельзя делать работу смысл которой типа ах, она умерла и мне очень жалко». И дальше в том же духе. И даже такое: «Прикольно было бы, если бы ты ее убила, чтобы нарисовать весь этот сентиментальный кринж. Вот это была бы художественная акция. А так – просто кринж».

Девушка за спиной Елисея расстегнула пару пуговиц на рубашке своего кавалера и запустила руку ему под одежду, как раз между бутылками Talisker и Glenfarclas.

Елисей набрал Аглаю:

– Малыш?

– Пап, ты это видел?

– Да уж. Ты там как?

– Я даже не знаю. Я офигела, пап. Что это?

Елисей задумался на секунду над формулировкой и сказал:

– Травля.

– Лол?! У меня погибла лучшая подруга, почему меня нужно буллить?