Девочка из Сталинграда

Дом Павлова начали восстанавливать самым первым в Сталинграде. В первые дни после освобождения города к этому дому на Пензенской подошла женщина с двумя ведрами воды на коромысле. Несколько минут молча простояла она перед разрушенными стенами, потом опустила коромысло, поставила ведра на землю и сделала четырнадцать шагов от первого подъезда до бровки бывшего фашистского окопа.

Повернувшись, женщина посмотрела на дом. Были сумерки, но все равно на стене, избуравленной пулями, четко выделялась надпись: «Отстоим родной Сталинград!» Это высек на стене Яков Павлов более двух месяцев назад. Женщина нагнулась, подняла с земли осколок снаряда и чуть пониже надписи Павлова написала этим осколком: «Отстроим родной Сталинград!»

Вторая подпись отличалась от первой одной только буквой.

Потом женщина подняла ведра и пошла вверх по улице – туда, где над землянкой бывшего командного пункта висела табличка: «Детский сад».

Женщину звали Александра Максимовна Черкасова. Она была воспитательницей в детском саду: днем играла и занималась с детьми, кормила с ложечки ослабевших и больных, а старших и более крепких приучала к работе. Работы всякой в городе, разбитом и неустроенном для жизни, было хоть отбавляй.

Нелегкая жизнь была у Александры Максимовны. Трудно работать в землянке – детском саду – без окон и дверей, без света, тепла и воды. А после работы у Александры Черкасовой были заботы и о том, чтобы принести воду в свою землянку, о том, чтобы раздобыть топливо для своей печурки, сварить себе еду, постирать.

Нет, слово «свое» не заслоняло у этой женщины слово «наше». Это «наше» было у нее главным в жизни. Черкасова не только написала на доме Павлова, но и обратилась с призывом ко всем женщинам родного города:

«Отстроим родной Сталинград!» После работы в детском саду она и десятки других сталинградских женщин надевали грубые холщовые передники и превращались в каменщиков и плотников, штукатуров и землекопов. Первый дом, который взялись восстанавливать черкасовки (так назвали этих женщин – строителей-добровольцев), был четырехэтажный дом на Пензенской улице. Так возвращался к жизни дом Павлова. От стены к стене легли полы, захлопали двери, появились оконные рамы, и вот уже блеснули стекла. А затем дом этот точно шапку надел – обзавелся крышей, и над ней закурчавился дым из трубы. Ожил дом Павлова. Черкасовки хорошо оштукатурили стены, оставив нетронутым одно только местечко на стене, израненной пулями и осколками, – там, где была надпись о том, что дом этот отстоял гвардии сержант Яков Федотович Павлов. Вслед за домом Павлова стали возвращаться к жизни дома Сталинграда, и среди них одним из первых был дом для детей, которые в войну потеряли родителей. Это было кирпичное здание, наскоро приспособленное для жилья. На фанерной дощечке у входа было написано: «Детдом». Почти каждый день приходила сюда Елена Крылова в гости к Светлане. Однажды Светлана спросила Крылову:

– Тетя Лена, а та картина в кино про войну будет?

В детдоме Светлана уже видела кинокартины и теперь знала, что это такое.

– Нет, – сказала Крылова, – той кинокартины не будет.

– Почему?

– А вот почему, Светочка. Когда мы с тобой выбирали места, где ее снимать, там были одни только развалины. Ну, уехал этот человек за артистами и за всем, что нужно, чтобы снимать картину. Приехал он через полтора месяца, а развалин там уже нет – отстроили. Вот и получается, что здесь эту картину снимать не будут.

– Вот и хорошо! – сказала Светлана. – Я не хочу про войну. Лучше пусть будет картина про мирные времена. Вот у нас мальчишки играют всё в войну и в войну. А я хочу играть в мирные времена. Тетя Лена, а будут мирные времена, а?

– Да, – сказала Крылова, – будут, обязательно будут!

Война еще не окончилась, а Сталинград восстанавливался. Можно было видеть, как большой, многоэтажный дом чернеет копотью обожженных стен и глубокими провалами окон, а где-то сбоку, в первом этаже, светится ярким абажуром одно только окно. Справа, слева и над ним чудовищные развалины – голые стены, провалы окон и дверей, голубое небо вместо крыши. Здесь же люди восстановили пока что одну комнату, протянули от столба электрический провод, зажгли свет, а в форточку, как дуло орудия, высунули трубу маленькой печки…

Когда Елена Крылова пришла в детдом прощаться со Светланой, она увидела уже ровный ряд детских кроватей, чисто выбеленные стены, белые занавески на окнах. Дет дом был теперь совсем отстроен, обставлен новой мебелью, а во дворе уже вылезали из земли первые острые стебельки будущего цветника.

Изменилась и Елена Крылова. Вместо шинели на ней было пальто, вместо кирзовых сапог – туфли. От военного времени оставалась только шапка-ушанка.

Светлана протянула Крыловой бумажку, сложенную треугольником:

– Тетя Лена, почитай!

– От кого? – спросила Крылова.

– От Птахи.

– А тебе не читали?

– Читали. Только я хочу еще раз послушать.