Девочка для Ада

Смотрел на него через обзорное окно, разделяющее зал с младенцами и комнатку для посетителей. Смотрел и не верил, что это мой ребёнок! До последнего отказываясь его держать, когда предлагали, ведь он не был на аппарате искусственного, и вполне дозволялось его навещать и даже брать на руки. И не знаю, когда бы решился, но однажды столкнулся с мужчиной… Он был бледен как смерть, потухший взгляд.

Мы вместе какое-то время смотрели на младенцев через окно:

— Не уверен, что смогу ее полюбить.

Мне показалось, что это не было сказано, а так ветер прошелестел, разнося по комнате мои мысли.

— Она какая-то чужая.

Нет, всё же не мысли!

Я покосился на мужика.

— Из-за неё умерла жена, — он кинул на меня полный невыразимой скорби и боли взгляд. — Настя была для меня всем, — добавил с короткой паузой.

Я не знал, что ему ответить. Сам находился в раздрае, в тихом ужасе и на распутье.

— А Вы? — обратился мужик ко мне.

— Моя… — я тоже сделал паузу, потому что мысли путались, — чуть было не умерла, — кивнул, чувствуя, как во мне начинало рождаться нечто. — Не знаю, что было бы, если бы… — опять замялся, вспоминая ужас в тот момент, когда пикнул прибор сердцебиения Митич и мир рухнул аккурат с непрерывной прямой линией, прорезающей экран.

— И теперь видя сына, радуюсь, что она жива и всё чаще начинаю думать, что судьба мне дала второй шанс.

— А мне значит нет? — убито прошептал мужик, продолжая бесстрастно смотреть на малышей.

— Не знаю, — честно признался я. — Но свой не хочу упустить! И вы подумайте, раз у вас жив ребенок, может это сигнал?

— К чему? — безлико уточнил мужик.

— Что пора жить для другого, — озвучил неясную мысль я. — Раньше для себя жили, жены, и вам хватило друг друга, а теперь пора… — я так и не закончил мысль, просто неопределенно пожал плечами. Мужик странно на меня покосился — с болью, что ли и отвращением к самой мысли, что это может оказаться правдой.

Он ушёл, так и не войдя к ребенку, а я впервые за эти дни сделал этот решающий шаг.

Что испытал, взяв на руки?

Да я чуть не обосрался от страха.

Он такой маленький, худенький.

Меня нешуточно трясло. Я дышать забывал. Дико боялся его раздавить, сломать, уронить.

Когда мне его сунули в родзале я вообще был не в себе, а теперь… в здравии и по собственному желанию. Чёрт его знает, что это за сила такая, но меня словно щекотливыми разрядами прошивало, с ног до головы. Наполняло силой и уверенностью, что всё будет отлично!

Бориска

Когда в следующий раз открыла глаза, тотчас наткнулась на Адакова.

Было непривычно видеть его темный затылок под таким углом — сверху-вниз. Ад лицом уткнулся в мою руку и дремал, это ощущала по теплому, размеренному дыханию на моей коже. И вот тогда меня накрыло безграничной нежностью к этому невыносимому тирану. К этому мстительному чудовищу! Черствому деспоту! И давний спор гордости со здравомыслием, разбив все доводы об остроту моих чувств к этому человеку, закончился однозначно и четко — я буду любить за двоих! Да, не достоин — и это неоспоримо! Нет ему прощения — и это однозначно! Но я его люблю — и это неизлечимо!

Проваливаясь в ледяные объятия смерти, я как никогда чётко поняла, что нужно говорить! Нужно отпускать! Нужно любить! Нужно прощать!

Прощение — ключ. Спасение и выход!

Если в отношениях хотя бы один не найдет в себе сил для такого на первый взгляд простого подвига — паре не быть!

Чувствам не быть!

Семье не быть.

Потому что жизнь долгая, ошибаются все! И если не прощать, не давать шанса на исправление — и самому не обрести покоя и счастья!

Не знаю насколько много у меня сил и желания, вернее насколько меня хватит, но я…

Мысль упорхнула — запоздало поняла, что потянулась Адакова погладить. Только рука дрогнула, и я неаккуратно стукнула его, словно пыталась разбудить и прогнать неугодного посетителя.

Ад тотчас зашевелился.

Поднял голову, смаргивая сон, но наткнувшись взглядом на меня, вздрогнул. Отшатнулся, будто получил пощечину. И в том же молчании встал, собираясь уйти.

— Опять бежишь? — бросила в спину.

Ад замер, держась за ручку двери.

— Не хочу докучать.

— Кому? Я всё время сплю. — продолжила, как же в чём не бывало.

— Я же понимаю, что тебе меня видеть… — Адаков не поворачивался — так и говорил с дверью, — ну что ты не рада.

— Опять за меня решаешь? — устало пробурчала я, удобнее ложась на койке. — Не надоело? — не наезжала, но мягко требовала остановиться. — Сам подумал! Сам решил! Сам сделал! Очень самостоятельно, по-взрослому и эгоистично!

Андрей покосился через плечо здоровой частью лица.

Глянул на меня мрачно, чуть озадаченно.

— Ты никогда не думал, что одинок как раз потому, что никому не позволяешь быть рядом? — совершенно не собиралась играть в психолога, но достучаться до разума Адакова — очень хотела. Или хотя бы дать почву для размышления на досуге.

— Может, потому что все, рано или поздно уходят: предают, бросают, умирают. — наконец подал голос Ад.