Девочка для Ада

— А ты выйдешь? — сам не понял часть какой своей самой дерзкой и смелой мысли озвучил, но сердце неслось как сумасшедшее. Даже голос надломился.

— Нет! — фыркнула Бориска, круша хрупкую надежду на «спасение». — Я не могу в таком виде, состоянии… — добавила секундами погодя, явно отвечая на мой немой взгляд побитого пса. — Я жутко выгляжу: страшная, толстая.

— Дико красивая, и ненормально любимая.

— Хм, вот-вот, — покивала своим мыслям, ты мне ни разу не признавался в любви, — аккуратно встала, малыша в кроватку для новорожденных, которая рядом с койкой роженицы ютилась, осторожно уложила, одеялом сына приткнула, чтобы не замёрз, и повернулась ко мне: — Ты нас избегаешь! Любви избегаешь! — продолжала укорять мягко, но очень серьёзно. — Даже лицо отворачиваешь, словно я плевала в тебя.

— Не хочу пугать.

— Не будь глупцом, Адаков, я тебя не за внешность полюбила, — Митич с нежностью посмотрела на сына, завозившегося в кроватке. Любовно похлопала по попке, словно успокаивала и только сын перестала кряхтеть, вновь глянула на меня: — Ты, конечно, был очень красив чего греха таить! Вот только меня шрамами не испугать! Зато меня, однозначно, можно потерять, если отталкивать! Не слышать! И не любить! А ты это делаешь очень умело. Изощренно! Болезненно! Терпение у меня не резиновое, Адаков Андрей Данилович, и если продолжите в таком репертуаре встретимся в суде!

— По какому делу? — озадачился откровенности Бориски и странной угрозе.

— Рано или поздно ты захочешь поддерживать связь с сыном.

— Суда не потребуется! Я бы очень хотел присутствовать в ваших жизнях.

— Присутствуй, — с готовностью кивнула Митич, — и для начала бы имя помог сыну придумать!

— Я? — она вышибала из меня дух.

— А кто? — в своей непосредственной манере продолжала Бориска. — Ты же отец. Признаёшь это или нет…

— Признаю, — а вот в этом не медлил. — Алименты, любая помощь. Всё, что нужно!

— Ну тогда, Ад, нам ВСЁ нужно! Вот только не уверена, что в это слово мы вкладываем один и тот же смысл, — обнадежила, возродила надежду. — Так что мне нужно ВСЁ! На меньшее я не согласна!

— Так значит выйдешь? — неосознанно шагнул к ней.

— А ты любить меня, наконец-таки будешь, как я хочу, а не как месть толкает? — с вызовом бросила Митич, воинствующе подбоченившись, а если учесть её больничный прикид, взбитые кудри волос, синяки под глазами, бледные губы, но сияющие глаза — не страшила, а улыбала. Да так, что сомнения слизало точно волной с берега песочный замок.

— Люблю, — кивнул ни секунды не медля.

— Сухо, мало, неубедительно, — скривила моську Митич.

— Тогда научи, как нужно, как хочешь.

— Просто перестань бояться и оглядываться — просто ЛЮБИ, Ад. Я ведь твоя! Пусть уже не девочка, но теперь я твоя женщина!

Бориска

— Ты уверена? — с надломом в голосе шепнул Адаков, ступив впритык, так близко, что у меня от волнения в горле пересохло.

— В отличие от тебя, я точно знаю, что хочу!

— Я ведь отпускал, — убежденно кивнул, гипнотизируя полыхающим мраком глаз, — я позволял быть счастливой без меня.

— А это возможно? — переиначила, отвечая вопросом на вопрос. — Ты выбросил подыхать без ТЕБЯ!

— Освободил, чтобы без тебя сдохнуть в собственном Аду. А потом ты… я ведь из-за тебя в любовь не верил. И гнал её! Это ведь ненормально, неправильно так любить.

— Как?

— Одержимо, неизлечимо и так остро, что проще брюхо ножом вспороть и кишки руками вытащить. Ты хуже наркотика. Ты опаснее яда. Выворачивала все мои чувства. Ломала все мои убеждения. Ты проклятие и ты любовь!

— Уже теплее, — и мой голос звучал тихо, шершаво, потому что задыхалась от волнения и счастья. Едва стояла, готовая упасть ему в объятия: — Почему ты так на меня смотришь? — неожиданно сипло уточнила, не в силах отвести глаз от загадочного Адакова.

— Собираюсь тебя поцеловать, — бархатной охриплостью прошелестело его обещание или угроза.

— Тогда почему медлишь? — к своему стыду нагло уточнила.

— Не уверен, что можно.

— Раньше ты был куда решительней, — высказала наигранное разочарование.

— Раньше был идиотом и слепцом. С тех пор столько наворотил, что и смотреть на тебя должен только с твоего разрешения.

— Мне больше нравился решительный Адаков, — проворчала я. — Знающий, чего хочет и берущий тараном самые неприступные стены! Поверь, неуверенности с верхом у меня.

— Эндрю… — бросил Андрей и я озадачилась:

— Что Эндрю?

— Сына назовём. Так Анджела моё имя исковеркала. Ей дико нравилось.

— Хорошо, — улыбнулась и я, — думаю, ей бы понравилось, — сглотнула, потому что волнение сушило горло, а Ад пристально смотрел, словно ждал верного сигнала для более решительных действий, и я не выдержала:

— Ну же целуй! — захныкала, когда он зачем-то остановился в нескольких миллиметрах от моих губ, зудящих без внимания, будто еще сомневался. Дрожал, яростно дышал, но не набрасывался. — Но целуй так, чтобы я себя опять забыла! Чтобы забыла обо всём, что ты натворил! Чтобы себя потеряла, и только тобой дышала! И не дай бог тебе сплоховать, Адаков! Сам знаешь, у меня гены дурные. Подведешь, я за себя не ручаюсь!