Девичий родник

Царица, добившись своего, успокоилась. По законам Египта, человек, прикоснувшийся к свинье, изгонялся из храма. Зная, что ему не избежать позора и унижения, Маригери покинул город и ушел в далекую пустыню, туда, где тысячи рабов работали на постройке грандиозной пирамиды.

От восхода до заката солнца, изнемогающие под непосильной тяжестью ярма, рабы радостно приветствовали Маригери.

Ложась с ними рядом, Маригери рассказывал голым, распростертым на песке пустыни рабам о дворцовых интригах, страданиях и ужасе…

Днем Маригери работал наравне с рабами, у него, как и у них, от тяжести камней, руки и плечи покрылись глубокими ранами. Палящие лучи солнца жгли и иссушали его.

Бесчисленно было число разбивающихся насмерть при падении с пирамиды жертв. Тех, кто не мог работать быстрей, надсмотрщики до крови избивали плетьми. Раз один из рабов не выдержал и после пятнадцатого удара испустил дух. Маригери, бывший тому свидетелем, собрав рабов, бросил работу. Восставшие рабы набросились на надзирателя и прикончили его.

«Начало и основа тирании во дворце» — гремели голоса и бурный поток черных израненных тел могучей волной покатил ко дворцу.

Почуяв восстание, войска фараона понеслись навстречу, осыпая наступающих градом стрел.

Сотни рабов были уничтожены и раздавлены копытами лошадей, восстание подавлено.

Но этим не кончилось. Десятки колесниц во главе с фараоном выехали на поле битвы. «Выдать главарей восстания» — раздался приказ.

Под пыткой были названы имена вдохновивших на бунт. Наконец был пойман Маригери. Фараон узнал его и велел доставить во дворец. На другой день в огромном дворцовом зале был устроен пир в честь подавления восстания.

Фараон и жена его восседали на троне. Привели Маригери и объявили смертный приговор. Палач поднес чашу с ядом. Маригери встретил смерть с улыбкой.

— Я с радостью покидаю жизнь, где, лелея животных, обращают людей в животных, — сказал он и прильнул устами к чаше.

В это время на середину зала вышла девушка — негритянка, без слов, допив оставшийся в кубке яд, она прильнула к Маригери.

И, обнявшись, вместе они упали на ковер».

Мудрец, окончив сказание, опустился на ступень храма. Звуки свирели усиливали печаль, рожденную рассказом.

17

Едва мы хотели подняться на шестую ступень, как шестой старец начал свой рассказ:

«В Индии была деревня. Жители этой деревни сеяли пшеницу, пасли стада, но как–то раз случилась засуха. Народ трижды в день выходил на молебни, совершал жертвоприношения и ждал помощи богов. Но, словно противясь мольбам, небеса молчали. Народ отправился за помощью к брамину. Брамин созвал народ на всеобщее молебствие.

Мужчины, женщины и дети, бросив жилища, вышли на поле и, воздев руки к небесам, стали возносить молитвы.

— Агни 32, Иидра 33, Риту 34! Вас призываем!

— О светлый, лучезарный Агни, помоги нам!

— О Индра, вольный царь, сойди к нам, сойди и прими нашу жертву!

— Риту, о надежда времени, не отвращай от нас своей благости.

— Взгляните на нас с высоты, о небожители, и не лишайте нас своей благости!

— Светозарный Агни, гласа певцов, хвалебные песнопения несутся к твоим стопам, сойди и вкуси из чаши — сомы 35.

— Индра, тебя призываем, взойди на свою двухконную золотую колесницу и усади рядом с собой Маруту 36, о друг вина и веселья, сойди и обрадуй нас!

— Великолепный, могучий, страшный Индра, взгляни и прими нас под свое покровительство, не жалей своей влаги для наших дождей. Пошли знак своей милости нашим нивам!

— Сойдите, сойдите, о владыки неба, и озарите нас. Сойдите и примите наши даяния. Сойдите и вкусите нашего медвяносладкого вина.

Но молитвы брамина не действовали на небеса. Засуха продолжала уничтожать посевы.

Не раз выходил народ на молебствия, но ни капли влаги не послали в ответ небеса. Хлеб сгорел, и голод вверг людей в пучину бедствий.

С наступлением зимы все разбежались по окрестностям. Грабя встречные по пути села, голодающие продвигались вперед. Присоединившись к ним, голодные из других областей образовали целую шайку. Уничтожив скот и все живое, люди стали пожирать друг друга.

Стали по очереди резать детей. У одной вдовы был один–единственный девятилетний сын. Догадавшись, что очередь доходит до него, она стала придумывать способы для его спасения.

Наконец в полночь, привязав мальчика к доске, она опустила его в воды Ганга.

— О сын мой Гатама, — сказала она, — для матери страшней всего видеть гибель своего дитяти. Ступай, да будет над тобой милость Маруты. Если и случится с тобой что–либо, это будет не у меня на глазах. Я вырастила тебя в трудах и лишениях и не перенесу твоих страданий, я не жалела для тебя своего молока и пусть лучезарный Агни не лишит тебя своего милостливого взора. Не забывай свою мать. Единственную память, оставшуюся от отца — золотое запястье — я завязываю на твою руку; когда взглянешь на него — вспомнишь мать. Отчаянные крики ребенка слились со стенаниями матери. Волны умчали мальчика, не перестававшего кричать: «мама, мама!»

И берега старого Ганга оросились слезами.