Читаем Девичий родник полностью

В день смерти дитяти в гнезде ласточки, под кровлей хижины Нарамсина, вылупился птенец. При виде его обрадованный Нарамсин обратился к жене:

— Нада, то душа нашего ребенка переселилась в птенчика. Да и иначе быть не может. Дух невинного дитяти- мог переселиться лишь в безгрешную пташку.

Женщина была религиозна и верила в переселение бессмертной души из одного творения в другое. И, взглянув на птенца, она утешилась.

Снова Нарамсин отправлялся на ловлю рыбы и, возвращаясь домой, вместе с женой ухаживал за птенцом. Ласточка выросла и до того привязалась к этой чете, что жила в их комнате.

Но вот греки предприняли поход на восток. Войска продвигались вперед и берега Халиджа стали местом их стоянки. Воины истребляли все вокруг, не осталось рыб в водах, птиц и зверей в лесах, плодов в садах. Голодные воины ежедневно стучали в двери Нарамсина, требуя пищи. Семья буквально обнищала.

Но вот ласточка попалась на глаза одному из зашедших в хижину воинов. Он решил поймать и съесть ее, Нарамсин и Нада, припав к ногам воина, молили ее делать этого:

— В ласточке пребывает душа нашего ребенка, убить ее значит лишить нас ребенка, — просили они, но воин был непреклонен и, оставив супругов в слезах, унес ласточку.

Опять семья погрузилась в скорбь. Нарамнис и Нада не знали в кого переселилась душа ласточки, ибо все живое вокруг было уничтожено. Сидя на берегу реки, Нада, безнадежно призывая ласточку, плакала дни и ночи.

Наконец, не вынеся печали, она скончалась. Нарамсин остался один.

Однажды в глубоком раздумье сидел он на берегу реки, и сова, усевшись на кровлю его дома, затянул заунывную песнь. Нарамсин очнулся от своего раздумья и взглянул на сову.

В звуках ее печального голоса он признал стенания Нады. Быстро поднявшись, он направился к дому.

— Войди, войди, и раздели со мной мое одиночество и скорбь!

Но сова, словно обиженная, не шевельнуласъ. Нарамсин открыл дверь.

— Войди, войди, о ты, в ком живет душа Нады! Дорогая птица, в тебе живет Нада, войди же.

Сова, завыв, вновь исчезла, слившись с ночным мраком.

Нарамсин без сна просидел до утра у дверей. И когда, заалела заря, сказав последнее прости хижине, реке, лесу, полям, пустился в дорогу.

Через три дня он встретил переселенцев. Скот, женщины и дети двигались по дороге; впереди шел старик с рассеченной головой.

Нарамнис присоединился к ним. Хмурый и сердитый старик молчал и, не обращая на него внимания, продолжал путь. Наконец Нарамсину удалось спросить, куда они держат путь.

Старик сердито:

— В горы, в леса, туда, где не ступала нога человека. Войска греков разорили мое жилище, убили сыновей, дочерей лишили чести, уничтожили скот, а самого ранили… Слышишь? Я бегу от людей.

Немного помолчав, старец поинтересовался, куда держит дуть Нарамсин, тогда последний рассказал о своем горе.

— Я ищу места, куда переселяются души, — сказал он, — жилище духов ищу я.

Старик недружелюбно оглядел Нарамсина.

— Души? Что такое души? Иль ты спятил? Вижу, и ты обречешь мою голову на новые несчастья. Уйди–ка от нас и неси подальше свое злосчастье.

Нарамсин собирался возразить, но старец, энергично действуя дубинкой, отогнал Нарамсина и свернул в сторону.

В поисках Страны Душ Нарамсин пустился по свету.

Наконец, он достиг этой земли…

Нарамсин, о котором говорилось в рассказе, это я. И здесь, в этой общине, я обрел Страну Душ.

Личность временна, душа вечна.

И эта цветущая община есть плод труда этих душ. Личность, умирает, но деяния ее, став вечными, живут».

Нарамсин сел. Раздались звуки свирели.

<p><strong>16</strong></p>

Мы поднялись на пятую ступень, сидящий на ней высокий старец, встав с места, приказал своим мягким приятным голосом:

— Стойте! Стойте, и выслушайте рассказ старика!

Став в ряд, мы замерли.

«В стране фараонов жили два брата по имени Каман и Маригери. Каман был старшим, Маригери младшим братом.

У Камана была жена по имени Изза и двое детей. Раз, когда Каман возвратился с работы, старший ребенок, выбежав навстречу, крикнул:

— Отец, отец, дядя поцеловал маму.

Каман задрожал от гнева и, войдя в дом, схватил брата за горло и начал душить.

Маригери молил и плакал, стараясь объясниться. Наконец Каман, выпустив его, отошел в сторону.

Маригери начал:

— Брат, сегодня обессиленный и усталый я вернулся с поля. Изза принесла воды и омыла мне ноги. В знак благодарности я наклонился и поцеловал ее в лоб. Вот и все, если я виновен, прости меня.

Каман не поверил объяснениям Маригери и выгнал его из дому.

Маригери отправился в город. Он был голоден. Он обошел весь город, но не нашел ничего съестного. Тогда он присоединился к толпе, входящей во двор одного из храмов. Во дворе был разведен костер. Маригери догадался, что здесь собираются совершить жертвоприношение.

Немного погодя привели быка. Из храма вышел служитель с бритой головой, с бородой и усами. На нем была полотняная одежда, на ногах — сандалии из папируса.

Служитель осмотрел быка. На нем не было ни единого пятна. Бык был чист и пригоден для заклания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза