Читаем Девичий родник полностью

— Боже! Что значит «боги»? Не довольно ль гибнуть во мраке язычества? Познай бога единого, великого, изначального и предвечного. Не держись за бренный и суетный мир! Стыдись, страшись земного, ищи и обрящи дорогу праведную и ступай твердой стезей. Нет силы более великой, справедливой и страшной, чем единый бог.

Эллин ничего не понял.

— Пророк, — вопросил он, — что такое то, что ты именуешь творцом? Не объяснишь ли мне это?

— Он великий, извечный, изначальный владыка мира и загробной жизни.

Эллин опять ничего не разобрал.

— Начало и конец жизни — Зевс. И преклоняться другим я не могу! Может ли существовать сила, могущественнее Зевса Громовержца, восседающего на вершине Олимпа?

Пророк, рассердившись еще сильней:

— Кто такой Зевс? Нет бога сильней и могущественной Иеговы. Он один и нет у него соправителей, а те, кто думает иначе, — богохульствуют.

Меж эллином и пророком завязался жаркий спор. Все жители оазиса столпились вокруг них.

— Пророк, — произнес спокойным голосом купец из Хамадана, едущий с караваном по торговым делам. — Верить в существование высшей и справедливой силы, сотворившей мир и правящей им, значит быть бессильным и не ведать ничего. Если существует в мире высшая и справедливая сила, чем объяснишь ты царящую наряду с этим несправедливость? Средь зрячих живут слепые. Средь счастливых есть несчастливые, средь утопающих в роскоши и изобилии еще больше бедняков и ниших, рабов больше, чем господ, и больше стыдящихся своего уродства, чем блистающих красотой… Кто породил эту несправедливость, это неравенство?

Нет, пророк, путь, которым ты следуешь, ложен. Нельзя единством объяснять мировые явления. В мироздании существует двойственность и в то время, как одна из сил стремится к справедливости, другая уничтожает ее. Наряду с сиянием Мазды существует мрак Аримана. И жизнь состоит из двух борющихся сил. В результате победит Мазда. Мир озарится светом, и человек достигнет вечного блаженства. В этом истина.

В это время в спор вмешался старик египтянин:

— Кто Иегова? Кто Зевс? Кто Мазда? Все боги ложны, кроме богов Египта. Можно ль отрицать мертвецов, подземных богов и богов Солнца? Согарис, Анубис, Осирис, Ра, Изида, Нефтус, Ну… Разве не творцы Вселенной? Эта истина так же неоспорима и ясна, как лучезарный Ра…

Прервав египтянина, в спор вмешался вавилонянин.

— Ты не изрек ни слова правды! Лишь Ану правит и властвует над небесами. Все звезды, столпившись, сверкают вокруг его короны и трона. Он озаряет мир. Анлил правит землей. Эа владычествует над морями и водами. Кроме них существуют Сип и его двое детей.

Громкий взрыв хохота прервал речь вавилонянина. Обернувшись, спорящие заметили покатывающегося со смеху эфиопа. Кольцо, продетое через его ноздри, подпрыгивало при раскатах смеха; бросив наземь пику он от удовольствия бил по временам в ладоши.

— У бога есть дети, — шептал он, укоризненно бормоча непонятные слова и заливаясь смехом.

Собравшиеся считали эфиопа дикарем и, не придавая особого значения его словам, иного от него и не ожидали. Эфиоп в свою очередь считал их бестолковыми и находил излишним слушать дальше пустую болтовню. Собрав свои стрелы и подняв пику, он поволок только что убитого на охоте львенка и удалился от толпы.

В конце оазиса стояла тощая финиковая пальма.

Семья эфиопа жила здесь. Дети, завидя его, бросились навстречу и, подхватив убитого львенка, потащили в тень. Обернутая в кусок материи в виде фартука, высокая женщина с отвислыми грудями, приняв оружие, повесила на дерево. В стороне стоял вылепленный из глины идол. Пред ним лежала куча костей различных животных. Эфиоп, взяв нож, подошел к львенку. Женщина развела огонь. Прежде чем зажарить мясо, эфиоп отделил жирный кусок и, обтерев им губы идола, заговорил:

— О творец, сегодня ты послал мне славную добычу. Хвала тебе! На, прими свою долю, съешь и насыться. Помоги мне завтра и тогда я смогу уделить тебе твою долю.

Окончив молитву, эфиоп собрал вокруг себя семью и, вознеся хвалу идолу, принялся за еду». Мудрец сел. Раздались звуки свирели.

<p><strong>15</strong></p>

— Рассказ этого старца так же чудесен, как и он сам, — шепнул мне Джейнис.

— Стойте! Стойте! — раздался в это время окрик четвертого старца и он начал:

«На берегу реки Халиджа 31 жил муж по имени Нарамсин со своей женой Надой. Нарамсин ловил рыбу, собирал лесные плоды и приносил домой. Так они утоляли свой голод и благославляли творца. Их единственное горе заключалось в том, что они были бездетны. Раз на берегу Халиджа появился путешественник (странник). Нарамсин пригласил его к себе, угостил и, обмыв ноги, уложил спать.

Согласно обычаю, жена хозяина дома в знак уважения к гостю должна была отдаться ему. И Нада, покорная обычаям, разделила ложе гостя.

Наутро странник ушел. И хозяева зажили обычной жизнью.

Прошли месяцы, прошел год. У Нады родился ребенок. Дом ожил. Радости супругов не было границ. На счастье это длилось не долго. Ползая, ребенок упал в реку и захлебнулся. Муж и жена поверглись в печаль…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза