Девятый круг

А ведь и вправду. Я опустилась на мерзлое дерьмо и с минуту развязывала ему на ботинке заскорузлый шнурок. В самом деле, Херб в качестве шнурков использовал парашютные стропы. Высвободив шнурок, я вставила его кончик Хербу между запястьями и, прижав к путам, начала быстро их перетирать, как пилкой. Пластиковая лента лопнула в считаные секунды.

И тогда мы, наконец, обнялись по-настоящему.

– Вы здесь, чтобы нас спасти?

Я невольно вздрогнула, совсем позабыв, что здесь помимо нас находится еще кто-то.

Повернувшись, я увидела тучную женщину, тоже в ошейнике. На ее круглом лице цвела мягкая, почти блаженная улыбка. А вот глаза…

В отличие от Херба, ее Лютер ослепил полностью.

Я напряглась, пересиливая ужас, и воскликнула как можно позитивней:

– Я Джек Дэниэлс, такая же узница, как вы. Но я сделаю, черт возьми, все, чтобы вас обоих отсюда вызволить. Кстати, это у вас такой прекрасный певческий голос? Не скромничайте, я все слышала.

– Да, пела я. Хотя у вашего друга слух тоже замечательный. Я Кристин Агава. В молодости я мечтала когда-нибудь стать такой, как Шер[60]. Но теперь… Теперь я, скорее, Стиви Уандер[61].

Мне она уже полюбилась.

– Стиви мне всегда нравился больше, чем Шер, – приободрила ее я.

Оставив на время Херба, я начала высматривать в каземате медную табличку. Она была на стене возле Кристин, рядом с блоком клавиш.

На ней я прочла:

КРУГ 3: ЧРЕВОУГОДИЕ

Есть желание – путь найдется.

Надпись я перечла еще раз, но игры шрифта или цифр здесь не было. Я в задумчивости почесала себе шею.

– Херб, чтобы открыть эту дверь, мне нужно набить код. Здесь висит табличка. На ней надпись: «Круг 3: Чревоугодие. Когда есть желание – есть и путь». У тебя есть какие-то соображения?

– Ты сказала «желание»?

– Да.

Тут ошейник на Кристин начал жужжать.

Я резко обернулась, но не успела чертыхнуться, как там рвануло.

Лютер

Он столько времени извел на продумывание всех и всяческих вариантов, возможностей и исходов, что число сюрпризов свелось к минимуму. На всякую внештатную ситуацию имелась своя мера предосторожности или подстраховка.

Самым непростым было обеспечить безопасность Джек. Несмотря на то, через что она проходила, Лютер предусмотрел ей меры защиты и подстраховки фактически на любой момент. Ошейник на медведе был снабжен электронным взрывателем, который в случае нападения зверя на Джек сработал бы мгновенно. То же самое и с агентом Синтией Мэттис. Спираль топки и насыпное устройство монет имели ограничители, которые по сигналу тревоги немедленно бы включились.

Когда на воплощение замыслов уходят годы, то волей-неволей внимание уделяется и мелочам.

Кое-что непредвиденное все же просочилось. Где-то по-прежнему бродит идиотка Люси, но о ней он позаботится так же, как и о ее олухе-ухажере.

Та парочка, Фин и Гарри, сожгла одно из его дуэльных кресел; впрочем, их он соорудил в последний момент, поскольку даже не планировал похищения. Иногда приходится подстраиваться под обстоятельства. Импровизировать.

Впрочем, он ожидал, что Джек в какой-то момент сорвет с себя наушник или тот по какой-то причине выйдет из строя. Поэтому Лютер, без особой на то нужды, целые десятки камер на своей игровой площадке снабдил звуком. Динамиками в паре с микрофонами.

Вот потеха-то будет, когда он соберет для монтажа весь отснятый материал.

Подорвав ошейник на той толстухе, он нажимает на своем пульте кнопку громкой связи.

– Учти, она умерла потому, что ты сняла с себя наушник, – говорит он.

Толстуха умерла бы в любом случае и по любой другой причине, но почему б лишний раз не навесить вину?

В грядущие месяцы и годы вина для Джек будет, пожалуй, основной проблемой. Точнее, не сама вина, а нежелание ее на себя принять.

Он смотрит в монитор и видит, что Джек на него смотрит. Но вид у нее не виноватый и не напуганный, а дерзкий. Похоже, она злится.

– До конца этого дня я тебя прибью, – говорит она сквозь зубы.

Лютеру это не нравится. Ему она нужна покорная, смиренная. А это что еще за выходки. Неповиновение терпеть нельзя.

Впрочем, он знает, как сделать ее шелковой и покладистой.

– У тебя тридцать секунд на то, чтобы распрощаться с Хербом, – говорит он. – После этого я взрываю на нем ошейник.

Херб

Швы на глазах – дело скверное. Хотя дело здесь не столько в боли, сколько в беспомощности.

Впрочем, Херб с этим справлялся, потому что лелеял надежду. Надежду, что он со всем этим совладает.

Увидит завтрашний день. Встретится со своей женой.

Но голос изверга в динамике этой надежды лишал.

И совсем скоро ему предстоит умереть.

Какое ужасное, отрезвляющее, ошеломительное чувство – знать, что ты сейчас умрешь.

Что близок твой последний вздох.

А все, что ты пережил и ощутил в своей жизни, сводится к этому последнему жутковатому моменту, знаменующему твой конец.

Однако Херб словно приобщился к некоему глубинному источнику мужества. Настолько глубинному, что он даже не подозревал о его наличии.

И вместо страха за свою участь Херб принял его. Принял со всей своей силой. И достоинством.

Все, что ему оставалось, это попрощаться.

– Джек…