Девятый иерусалимский дневник

Политики лукавят, притворясь

толпой блядей на людном перекрёстке:

из них порой талантливая мразь

выходит на центральные подмостки.

* * *

Я часто очень мало понимаю

в кипящей суете мужчин и женщин,

поэтому почтительно внимаю

тому, кто понимает ещё меньше.

* * *

Работа и семья – кто нас осудит?

Уютом дышит чистая берлога;

что рядом – замечательные люди,

уже мы узнаём из некролога.

* * *

Российской школы давний выпускник,

я знаю о себе не от кого-то:

подобно всем я мыслящий тростник,

но я пропитан соками болота.

* * *

Любая мне мила попойка,

душе дарящая полёт,

я выпил в жизни этой столько,

что не любой переплывёт.

* * *

Упал кураж и выдохся трезвон,

мы общество собой не беспокоим,

на склоне дней приходит угомон

и вкрадчиво становится конвоем.

* * *

Давным давно я думаю об этом:

наш дух изобретательнее тела,

исчезли если б личности с приветом,

то жизнь сама намного б оскудела.

* * *

Весьма роскошен мой фасад,

хотя внутри не столь богато;

я сам себе садовник, сад,

мотыга, лейка и лопата.

* * *

Всё в мире нам понятней и видней

на склоне дней.

* * *

Согласно прихоти природы

текут загадки, ей угодные:

плодятся дикие народы

и малодетны благородные.

* * *

Творцу как ярко творческой натуре

присущи своенравные капризы,

отсюда на земле цунами, фюрер

и жуткие российские сюрпризы.

* * *

Живу я с удовольствием на свете,

хоть возраст у меня – смурной и смутный,

а то, что в голове гуляет ветер, —

так он попутный.

* * *

Есть отрадная в этом загадочность:

вопреки нулевой вероятности,

но нередко любовь и порядочность

побеждают соблазн и превратности.

* * *

Иду земной дорогой много лет я,

длину её отмерит Божий глаз,

однако шириной дорога эта

зависит исключительно от нас.

* * *

Не зря пустая голова

глотала умственную пищу:

в ней густо плещутся слова

и смысла ищут.

* * *

Я верю, что Божественному чуду

послушно всё и вся любой порой,

и если б мы низвергли зло повсюду,

Бог новый сочинил бы геморрой.

* * *

Когда-то стаи дикарей,

гуманность не нажив,

ещё не знали, кто еврей,

и ели всех чужих.

* * *

Всё в мире так несовершенно,

что сердце тешится изысками,

и одиночество блаженно,

когда с родными ты и близкими.

* * *

Я Петрарку вспоминаю нынче вновь,

размышляя о подробности интимной:

очень часто безответная любовь

несравненно плодотворнее взаимной.

* * *

С годами я не делаюсь мудрее,

но чувствую наследственную нить

от генов местечкового еврея,

умевшего всё в жизни объяснить.

* * *

Всё время думаю о том,

что все российские напасти —

хворь вековая, чей симптом —

рабы при власти.

* * *

Конечно, есть судьба и рок,

фортуна, предопределение,

но мы за краткий жизни срок

их надуваем тем не менее.

* * *

Всё, что было, быльём поросло,

усыхает любое влечение,

остаётся одно ремесло,

чтобы чувствовать жизни течение.

* * *

Склероз – весьма медлительный процесс:

мне чужд уже общественный бульон,

ещё к себе я теплю интерес,

однако выдыхается и он.

* * *

Во внешности крутые превращения

обычно происходят у людей,

которые, не чувствуя смущения,

в успешных совращаются блядей.

* * *

А всё-таки великое явление,

историей оно уже замечено —

то многомиллионное растление,

которое Россию искалечило.

* * *

Курил я с гегемонами чинарики

и тайно думал я, дурак надменный,

что всё ж не гегемоны, а очкарики

мир этот сотворили современный.

* * *

Живу я тише самой мелкой мыши,

свой вечер освежаю крепким зельем,

и занят я – по горло, как не выше,

своим душеспасительным бездельем.

* * *

Большая в жизни этой сложность —

о ней во многих книгах речь —

почти глухая невозможность

себя от мерзости сберечь.

* * *

Есть похожести в каждой судьбе,

будь любая на свете эпоха:

пробивая карьеру себе,

мы меняемся – сильно и плохо.

* * *

Клочки, обрывки, шелуха

из нашей речи разговорной

везде на кружеве стиха

лежат, как духа след узорный.

* * *

Есть одна в генетике подробность,

думает о ней отнюдь не каждый:

жизни многолетней низкопробность

явится наследственной однажды.

* * *

Из тех немногих добродетелей,

которые мне всё же свойственны,

назвал бы первой я – спокойствие,

когда стишки мои заметили.

* * *

Я срок земной почти что отмотал,

душа незнамо в ком начнёт сначала,

теперь коплю презренный я металл,

чтобы вдова детей не огорчала.

* * *

Любой лишён я начисто надменности

и к людям я с большим тянусь доверием,

но к подлой и цветущей современности

с надменным отношусь высокомерием.

* * *

Мне симпатичен тот запал,

которым надо бы гордиться:

еврей, куда бы ни попал, —

пускает корни и плодится.

* * *

Порой находит наваждение,

затменье вкуса и ума,

и ощущаешь наслаждение

от очевидного дерьма.

* * *

В немой не корчись укоризне

и постыдись угрюмой позы:

в тернистый путь семейной жизни

Творец повтыкивал и розы.

* * *

Мне будущий бедлам не по нутру

(грозятся и пророки, и пророчицы);

хотя я к той поре уже помру,

но глянуть и послушать очень хочется.

* * *

У науки множество затей

и невероятные изыски,

скоро и зачать себе детей

сможет человек по переписке.

* * *

Во все века, в любой эпохе,

какое время ни означу,

все проходимцы и пройдохи

ловили кайф, ловя удачу.

* * *

Я внимателен, я скрупулёзен,

осторожен, как вылезший ёж,

когда мне на высоком серьёзе

преподносят херню или ложь.

* * *

Женщины чужих мужчин уводят,

а мужья чужих уводят жён,

в этом интенсивном хороводе

каждый подвиг с риском сопряжён.

* * *