Девятый иерусалимский дневник

снова скоро выйдет на подмостки

пламенный убийца и бандит.

* * *

Весьма разнообразно время множит

в нас перемены личного всего;

дерьмо, конечно, стать иным не может,

но дивны превращения его.

* * *

На мир и на людей мои воззрения

болтаются, как овощи в борще,

весьма правдоподобны подозрения,

что я их не имею вообще.

* * *

В русскоязычной всякой местности

плетя со сцены монолог,

я стриг наличные с известности,

платя усталостью налог.

* * *

Танцуют люди пожилые,

и я приязнен к парам слипшимся:

уже едва-едва живые,

но дышат духом сохранившимся.

* * *

Из самых лучших побуждений

впадают выросшие люди

во блуд высоких заблуждений,

ибо уютней жить во блуде.

* * *

Смерть – эпизод обыкновенный,

извечный, всехний и повсюдный,

как будто сон – самозабвенный

и непробудный.

* * *

А кто отыщет завтрашнюю нить,

тот явит и харизму, и кураж,

и новый миф сумеет сочинить,

чтоб мы опять поверили в мираж.

* * *

Возраст мой, весьма осенний —

объяснение тому,

что согласен я со всеми,

но не верю никому.

* * *

Плывёт отара облаков,

а я внизу притих;

на свете много мудаков,

и я – один из них.

* * *

Недавно старый друг ушёл туда,

где нет ни воздыханий, ни печали;

недолгие остались нам года,

чтоб мы в его отсутствие скучали.

* * *

Пред ними склонялись и падали ниц,

а ныне их имя безвестно,

на свалке истории множество лиц,

которым на свалке и место.

* * *

Меняется в мире любая погода,

и в день обращается ночь,

в российские двери стучится свобода,

но всё достучаться невмочь.

* * *

Встаньте, дети, встаньте в круг,

вы состаритесь не вдруг,

но придёт и ваш черёд,

и растает хоровод.

* * *

Как небожитель, полна эгоизма

и несомненно колдунья,

муза истории жутко капризна,

стерва, шалава и лгунья.

* * *

Похоже, сбылись все мечты,

я рад житейским обстоятельствам;

спасибо, Господи, что Ты

не наделил меня стяжательством.

* * *

Скользят, меня минуя, взоры дев,

и я на них внимание не трачу,

но, на меня секунду поглядев,

младенцы плачут.

* * *

Забавно, как мало тревожимся мы,

спасительный выдохся страх,

по миру несётся дыханье чумы,

а нюх наш ослаб на пирах.

* * *

Я прочёл уйму книг

и набит мой чердак —

то ли мудрый старик,

то ли старый мудак.

* * *

Безумных лихолетий череда,

эпоха ослепительной беды —

уплыла, не оставив и следа,

поскольку похоронены следы.

* * *

Фортуна привела меня в нирвану,

и думается мне, когда устал:

не зря душевно предан я дивану —

весьма достойный это пьедестал.

* * *

Нас годы загнуться зовут,

пустеют родные пенаты,

но женщины дольше живут,

поскольку они не женаты.

* * *

Любое благородное деяние,

все добрые дела, какие были, —

с годами обретают воздаяние;

обычно адресат уже в могиле.

* * *

Конечно, кротость и смирение —

очаровательные свойства,

но чахнут разума горение

и дух, лишённый беспокойства.

* * *

Меня не постигнет высокая участь,

и свет не прольётся на мыслей дремучесть,

поскольку состарился, благополучен

и тихости нрава жестоко обучен.

* * *

Ошибки, глупости, оплошности

я совершал от резвой живости,

но никогда красивой пошлости

не предавался по брезгливости.

* * *

Люблю своё былое отдалённое,

где музыка игралась не по нотам;

какое было время воспалённое,

каким я был потешным обормотом!

* * *

Вряд ли осознать сумеют внуки

жизни прошлой горькие детали:

в наше время сволочи и суки

всюду очень сильно процветали.

* * *

Добродушное и непоспешное,

хотя, может быть, очень убогое,

теплю я убеждение грешное,

что и Бог нам обязан за многое.

* * *

Уже полвека я пишу

и слышу в тишине,

как мирозданья рваный шум

полощется во мне.

* * *

Нам солнце обаятельно лучится,

и на душе теплее от него,

а Ленин заповедал нам учиться,

но не сказал – чему и у кого.

* * *

Все порывы суеты никудышной

я давлю в себе железной рукой,

перейдя на незаметный, неслышный

и блаженный, как нирвана, покой.