Девятый

Напади она первым делом на меня, убила бы легко - я, занимаясь самоуничижением, не смог оперативно отреагировать на ее воскрешение. Пока увлекался самобичеванием, она четко распределила цели по доступности и важности. И самой первоочередной признала не человека.

Лезвие ножа молнией устремилось за попугаем. Тот, выполнив некое подобие противоракетного маневра, чудом избежал расчленения на две половинки - лишь грязный кончик хвоста задело. В воздухе закружились кусочки перьев - новая, не знакомая мне Йена била невероятно стремительно.

После Зеленого настала моя очередь - нож горизонтальным движением метнулся к горлу. Но не перерезал - я успел прийти в себя настолько, что отшатнулся, делая шаг назад. Но все равно кожу цапнуло. Соседнему ополченцу не повезло - из рассеченной глотки кровь ударила фонтаном, зато дружинник, повторив мой маневр, избежал гибели.

Йена, поворачиваясь вокруг своей оси, практически единым замахом пыталась пройтись по горлу каждого из нас - двигалась она неестественно быстро. Подобно той твари, встреченной на верхнем ярусе убежища. Мужчины, противостоящие ей, уступали в скорости, но валенками не были - лишь один упал на первом ее обороте, а другому подрезала руку, защищающую горло.

Ее кружение прервал я - просто швырнул в нее топором. Слабо швырнул, почти без замаха - лишь бы сбить ее с ритма смерти, пока она не перерезала весь наш командный состав.

Топор обухом угодил ей в затылок. Удар для ее легкого тела оказался силен - Йена, потеряв равновесие, остановила свой смертоносный разворот, просеменила к стене. Выхватывая меч из ножен, кинулся следом, еще не зная, как ее остановить, но понимая, что отдавать ей инициативу нельзя.

Йена не стала оборачиваться на мою атаку - вмяла тело в замшелые камни, ловко, по паучьи, поползла наверх все с той же невероятной скоростью. Миг-другой - и она на гребне стены; приседает, чтобы одним прыжком раствориться в дождливом сумраке.

Не растворилась - из-за моего плеча выскочила черная змея, обвилась вокруг хрупкой ножки, выглядывающей из-под грязного края длинного платья, выпрямилась, потянула Йену вниз. Не удержавшись, она рухнула назад, спиной на наши мечи и топоры.

Сталь встретила ее еще в полете, но даже жуткие раны не остановили стремительную тварь, в которую превратилась девушка. С земли закрутила рукой, стремясь подрезать наши ноги. Лезвие ножа с силой прошлось по голенищу сапога, но не сбило меня со смертельного ритма - раз за разом колол извивающееся тело. Ни рубить, ни резать не мог - ее обступило сразу несколько воинов, занимавшихся тем же. Тесно здесь стало.

Секира прижала руку к земле, другой топор отсек ее у локтя - кровью из дергавшегося обрубка меня забрызгало с ног до головы. Плевать на возможную радиацию - главное, что нож перестал резать наши тела и доспехи. Вторая рука, а теперь еще хруст и нога… обе ноги. Приседаю, хватаю свой топор. Рукоятка короткая - снизу даже в тесноте можно размахнуться. Бью раз за разом, пока голова не отделяется от тела.

Туловище все еще живет - его мерзко корежит, оно фонтанирует кровью. Но это уже агония - даже я понимаю, - и отхожу от тела. Одуревшие от пережитого кошмара мужчины продолжают колоть, рубить, резать. Мясницкий угар прекращает зычный крик:

- А ну стоять!

Оборачиваюсь - у стены былинным богатырем замер епископ. Будто на голову выше стал - вид грозный, глаза сверкают. Из одной руки свисает черная змея длинного кнута (так вот кто тварь на землю вернул), в другой поблескивает длинный узкий кинжал.

Странно, но все послушались. Такому требовательно-властному голосу трудно сопротивляться.

Расступились в стороны, не спуская глаз со все еще подрагивающего изрубленного туловища. Кто-то неистово крестится раскрытой ладонью, другие тихо бормочут молитвы, на земле, зажимая ладонями рассеченное горло, хрипит умирающий. А за стеной обыденно гудит лагерь - звенят крышки котлов; расправляясь с древесиной, собранной на дрова, стучат топоры; ржут лошади, кричит детвора, гомонят женщины. Никто ничего там еще не знает - стены пристройки надежно скрывают происходящее.

Замерли - стоим молча. Приятно видеть, что в шоке не только я. Хотя чего тут приятного - я-то как раз ожидал всякого, а эти люди собирались попить вина и перекусить. Облом получился эффектный…

Арисат шагнул вперед, к туловищу, присел. Сверкнул нож, лезвие с натугой погрузилось в подрагивающую плоть. В разрез полезла рука - от этой омерзительной картины к горлу вновь подступил комок.

Воин поднимается, поворачивается ко мне, протягивает руку. На раскрытой ладони - комок из фигурно закрученной проволоки, облепленный слизью, кровью и какими-то тонкими корешками.

- Черное сердце, - срывающимся голосом произносит Арисат.

- Господи, да я чуть в штаны не наделал! - охнул Цезер.

- А я наделал… - без стыда произносит ополченец, баюкающий подрезанную руку.

Покосился на уже затихшего его коллегу - этот затих навсегда.

- Как вы догадались? - опять Арисат.

Не уточняю, что он имел в виду, - и так понятно.

- Попугай… На нее шипел попугай…