Девятьсот семнадцатый

“У нее есть деньги… Много. Сто пятьдесят тысяч. На что ей столько! Я имею право на часть денег. Ведь

я спас и деньги и ее. А вдруг не даст? Ну, что тогда? Разве отнять? Нет, невозможно. Будет невероятный шум,

крики, позор. Нет, нет, ни за что. Тут нужно что-то другое”.

Рядом с ним лежало горячее, полное женское тело. Рука Тамары Антоновны безмятежно покоилась на его

груди. Но он уже не чувствовал в ней женщины и всей существом своим тянулся к той — княгине.

“Ну, содержанка… Что ж из этого! Обольстительная женщина. Что перед ней Чернышева или эта

Преображенская? Куча навозу и жемчуг. Нет, она должна быть моей во что бы то ни стало”.

Лаской разбудил он Тамару Антоновну.

— Послушай, милая. Я завтра уезжаю.

— Разве? Куда? — женщина зевнула.

— В командировку.

— Надолго?

— Может быть, навсегда.

— Ну, уж и навсегда. Увидимся еще. Но как это неприятно.

— Тамарочка, я беспокоюсь за тебя.

— Это напрасно. У меня есть друзья и средства. Но спи, мой милый мальчик. Мне ужасно спать хочется.

Женщина повернулась к нему спиной, сладко чмокая губами, снова заснула.

— А, вот как ты, — зло прошептал Сергеев. — Мой отъезд для тебя безразличен. Я просто один из

многих, принадлежавших тебе. Нет! Я дорого обойдусь тебе. Я возьму твои деньги, грязная баба.

В номере — темно. Еле светится красный ночник. Сквозь штору окна просвечивается рассветная синь.

Сергеев осторожно соскользнул на пол, на цыпочках подошел к креслу, на котором лежало платье

Преображенской. Торопливо порылся в нем. Вот ключи. Он осторожно, все время оглядываясь на спящую,

подошел к чемодану, открыл его, достал ридикюль и вынул из него пакет с деньгами.

“Нет, все не возьму, — решил он. — Оставлю ей половину”.

Сергеев начал отсчитывать деньги, торопясь, сбиваясь со счета и снова пересчитывая бумажки. Вдруг

чья-то рука вырвала у него деньги. В ужасе он оглянулся. Перед ним стояла полунагая Тамара Антоновна.

— Негодяй, — говорила она. — Ты за мою любовь решил ограбить меня? А еще офицер. Я думала —

порядочный…

“Погибло… Все погибло. Карьера, счастье, — пронеслось в голове Сергеева. — Что же делать?”

Вдруг точно искра обожгла его мозг. — “Нет, не все еще потеряно. Нет! Так я не сдамся”.

Он бросился на женщину. Схватил ее за горло, повалил на ковер, все сильней и сильней сжимал руки. Так

долго он душил податливое тело, пока вдруг не почувствовал холодок под руками. Тогда Сергеев быстро

отпрянул прочь. Спешно оделся, сунул в карманы деньги, закрыл номер на ключ и выбежал на улицу. Часы

напротив, у трамвайной остановки, показывали шесть утра.

*

Около двенадцати дня Сергеев, выбритый, чистый, но с бледным лицом зашел в дом к Бахрушину.

Первый, кого он увидел там, был полковник Филимонов. Старик стоял у камина хмурый и серый. Он что-то

вполголоса рассказывал сидевшей возле него Баратовой.

Поручик подошел, поздоровался.

— Не знаете, Сергеев, новость? — спросил полковник, внимательно разглядывая его лицо.

— Нет, а- что? Опять большевики…

— Возможно. Какой ужас! Наша общая знакомая Тамара Антоновна Преображенская убита.

— Как убита! — Голос поручика дрогнул, а лицо стало бледнее мела.

— Сегодня в десять утра происходил в гостинице обыск. Выломали дверь ее номера.

— Ну, и что же?

— И нашли ее на ковре… Мертвой. Кто-то задушил ее и ограбил.

— Какой ужас! — вскричал Сергеев. — Разумеется, это дело рук большевиков.

— Господи, — простонала княгиня. — Я не дождусь никак той поры, когда выеду из этого ада.

— Разве вы думаете уезжать? — спросил Филимонов.

— Да, непременно.

— Едемте со мной сегодня, — предложил Сергеев.

— Но я а; говорила вам, Виктор Терентьевич, что есть помеха.

— Мы устраним ее.

— Давайте завтра выедем, поручик, — предложил полковник.

— Нет, сегодня. Я боюсь, как бы не арестовали. Разумеется, не за себя боюсь, а за доверенные мне

документы.

— Ну, как знаете. А я думаю задержаться в Москве, чтобы отдать последний долг безвременно погибшей.

Вы разве не думаете заглянуть? Ведь, кажется, вы были близко знакомы.

— Если успею, обязательно. Но я должен еще быть в отделе ЦК кадетской партии.

— Тогда прощайте, Сергеев. Прощайте и вы, красавица. Надеюсь, увидимся.

— О, конечно.

Когда Филимонов вышел из комнаты, Ирина Львовна, глядя в глаза Сергееву, сказала:

— Давайте деньги. Ну… Я словам не верю.

— Я передам их в поезде.

— Ах, вот как вы. Нет, покажите деньги. Повторяю, я не привыкла верить словам.

— Ну, вот, смотрите. — Сергеев вынул из кармана конверт, достал из него деньги, а конверт бросил в

камин.

— Да вы настоящий богач. Но… такими вещами не разбрасывайтесь, — в камине нет огня.

Ирина Львовна, нагнувшись, щипцами вынула из камина брошенный Сергеевым конверт. На конверте

стояла четкая надпись: “Моей жене Тамаре Антоновне Преображенской пятнадцать тысяч фунтов стерлингов”.

— Ах, — вскрикнул Сергеев. Он схватился за голову.

— Нечего охать, мой мальчик. Изорвите конверт. В другой раз будьте осторожней.

— Ирина Львовна… Ради вас все.

— Понимаю отлично. Марш за билетами. Но, стойте Мне сейчас же десять тысяч, как условились.