– Да. Но я думаю, что еще до того, как Питер пошел в школу, из-за Джоуи у учителей и других ребят сложилось определенное представление о том, каким должен быть Хоутон. А Питер их ожиданиям не соответствовал, и от этого ему приходилось особенно тяжело.
Произнося эти слова, Лейси заметила, что лицо сына изменилось, как иногда меняется погода за окном. Почему же раньше, когда была такая возможность, она ни разу не поговорила с ним об этом? Не сказала: «Я тебя понимаю. Из той огромной тени, которую отбрасывал Джоуи, трудно было дотянуться до солнечного света».
– Сколько лет было Питеру, когда Джоуи погиб?
– Он заканчивал десятый класс.
– Смерть старшего сына, конечно же, стала тяжелейшим потрясением для всей вашей семьи.
– Да.
– Вы старались как-нибудь помочь Питеру перенести это горе?
Лейси опустила глаза:
– Я была не в состоянии его поддерживать. Я сама еле держалась.
– А ваш муж? Он ободрял Питера?
– Наверное, мы оба просто старались пережить это потихоньку, день за днем. Думаю, именно Питер не дал нашей семье распасться.
– Миссис Хоутон, Питер когда-нибудь говорил вам, что хочет причинить вред кому-то из своих одноклассников?
У Лейси перехватило горло.
– Нет.
– Вы не замечали в личности Питера каких-нибудь особенностей, позволяющих предположить, что он на такое способен?
– Когда вы смотрите в глаза своего ребенка, – сказала Лейси мягко, – вы видите все то, о чем мечтаете, а не то, чего бы вы не пожелали и врагу.
– Вы находили какие-нибудь признаки того, что Питер готовится совершить преступление?
По щеке Лейси покатилась слеза.
– Нет.
Голос Джордана смягчился.
– А вы искали, миссис Хоутон?
Лейси вспомнила, как прибиралась в столе старшего сына и как выбросила в унитаз наркотики, найденные в одном из ящиков.
– Нет, – призналась она, – не искала. Я думала, так будет лучше. После смерти Джоуи я больше всего хотела сохранить с Питером хорошие отношения: не вторгаться в его личное пространство, не ссориться с ним, оберегать его от той боли, которую могут причинить ему другие. Я хотела, чтобы он как можно дольше оставался ребенком. – Лейси подняла заплаканное лицо. – Но родителям это неподвластно. Работа родителей – помогать ребенку расти.
Из глубины зала донесся шум: какой-то мужчина встал, чуть не опрокинув телекамеру. Раньше Лейси его не видела. Это был лысеющий брюнет с усами. Глаза у него горели.
– Знаете что?! – выпалил он. – Моя дочка Мэдди уже никогда не вырастет. И ее дочь тоже, – он указал на женщину, сидевшую рядом. – И его сын. Сука ты проклятая! Если бы ты делала свою работу лучше, я бы не лишился моей.
– Сэр! – сказал судья, постукивая молоточком. – Сэр, я прошу вас…
– Ты родила монстра! Чертова монстра! – выкрикнул мужчина, когда приставы схватили его за плечи и потащили к выходу из зала.
Однажды Лейси принимала младенца, у которого не было половины сердца. Родители узнали об этом заранее, но решили не прерывать беременность, чтобы провести со своим ребенком хотя бы несколько секунд. Передав новорожденную в руки матери и отца, Лейси почувствовала себя не в силах смотреть на их лица. Сделав для девочки все, что было возможно, она отошла в угол и оттуда наблюдала первое и последнее движение крошечного синего тельца: новорожденная замедленно, как космонавт в невесомости, шевельнула кулачком, а потом пальчики один за другим разжались и она застыла. Сейчас Лейси вспомнила эти пальчики, вспомнила, как ребенок навсегда ускользал из рук родителей.
– Прости! – произнесла она одними губами, повернувшись к Питеру, и, закрыв лицо обеими руками, зарыдала.
Как только судья объявил перерыв и присяжные гуськом покинули зал, Джордан заявил:
– Ваша честь, защита просит о заслушивании. Мы ходатайствуем о признании судебного разбирательства недействительным.
– Как удобно! – сказала Диана, и, хотя она стояла спиной к нему, он почувствовал, что она закатила глаза.
– Позвольте спросить вас, мистер Макафи, на каком основании? – ответил судья.
«На том основании, что это единственная соломинка, за которую я могу ухватиться», – подумал Джордан.
– Ваша честь, отец одной из жертв позволил себе крайне эмоциональное высказывание. Такое поведение нельзя игнорировать, и никакие инструкции с вашей стороны не способны нейтрализовать его воздействие на присяжных.
– Это все?
– Нет. До сих пор присяжные могли не знать о том, что члены семей погибших присутствуют в зале, – продолжал Джордан. – Теперь знают наверняка. И понимают, что эти люди следят за каждым их движением. Это непозволительное давление на присяжных в деле, которое и раньше привлекало к себе пристальное внимание общественности и создавало предельный эмоциональный накал. Разве смогут члены коллегии беспристрастно проанализировать все обстоятельства, проигнорировав те ожидания, которые возлагают на них родственники жертв?
– Вы смеетесь? – вмешалась Диана. – По-вашему, до нынешнего момента присяжные могли думать, что зал набит людьми, которым просто нечего делать? Естественно, здесь собрались те, кого произошедшее лично касается. Просто так сюда никто не пришел бы.
Судья Вагнер поднял глаза на Джордана: