Глава этой семьи оказался лесорубом, и люди говорили, что погиб он на участке под упавшим священным деревом. Никто не знал, решил ли он нарушить запрет и добыть золотого песка, или же дерево подгнило от старости и рухнуло само, но только ни один из бригады не отважился подойти к священному дереву, поэтому вдове самой пришлось откапывать тело мужа. И тут уж кое-кто переходил на шёпот, будто страшась прогневить богов триверы, но говорили, что под корнями дерева вдова вместе с телом покойника откопала железную пещеру, а в ней нашла хрустальную колыбель с младенцем, вот и принесла её из леса. Клясться никто бы не стал, но поговаривали, будто своего ребёнка она потеряла при родах, а вместо него взяла лесного найдёныша. Только долго малыш счастливым не был. Пряха заболела неведомой болезнью - не иначе проклятьем, и стала чахнуть на глазах. Ослабла настолько, что и ходить не могла, вскоре исчезла из мира живых, а на месте дома выросло золотое дерево. Соседи, не знавшие что делать с ребёнком, посоветовались и отнесли его к воротам храма.
Леам ходил взглянуть на дом лесоруба и пряхи и действительно обнаружил за покосившимся забором раскинувшее ветви молодое золотое дерево, проросшее сквозь крышу хаты. Всё это было неимоверно странным, ведь ещё совсем недавно священные деревья росли лишь в глубине непроходимых чащоб Большой земли, будто тщательно защищаемые от человеческого посягательства самой Уньо. И что же это за проклятье, которое обращает людей в священные деревья? Раньше ни о чём подобном Леаму слышать не приходилось. Вопросов стало больше, чем прежде.
Но что ещё глубже задевало и гораздо сильнее беспокоило Леама, так это какие-то неописуемые сны. Такие настоящие, что иногда он даже терялся, не в силах понять, которая из жизней подлинная. Просыпаясь, он подолгу не мог прийти в себя, а каждый раз перед сном обязательно читал все известные ему защитные заповеты. Но ни один не помогал. Ничто не спасало от проклятых видений.