Девять смертных грехов

Диего тем временем закончил с поклонами да церемониями и под заинтересованные взгляды начал выкладывать на специально принесенный столик нашу добычу. Первой он поставил вытянутую колбу с узким горлышком.

— Последний вздох скверны, что мы собрали с иелчу в деревне Реполло, — объявил Диего первый трофей.

— Настоящая древняя тварь — хорошая работа, сын, — старый кондес бросил довольный взгляд на представителя герцога.

— Но это не главное, — продолжил Диего, не дождавшись реакции от Виктора. — После иелчу мы встретились со стаей волков, и…

По знаку младшего де Полопа, Анваро выложил на стол два пульсирующих комка плоти.

— Это сердца? — выдохнул кондес. Даже Виктор Альба отставил свой бокал и с интересом осмотрел добычу.

— Выглядят необычно, — он прищурился. — Сердце, которое не умерло даже через несколько часов после изъятия. Причем сразу два! Хорошая добыча… Только откуда на них эти белые прожилки?

Я почувствовал, как Диего сжал челюсти, чтобы не улыбнуться. Да, он смог заинтересовать и посланника герцога, и молодую кондессу, которая от волнения прикусила губу и сама не заметила, как на ней выступила маленькая капля крови. Молодой де Полоп принялся рассказывать о врагах, с которыми мы столкнулись, победе, которая была бы невозможна без чистоты их рода, и о Братстве, помощь которого пришлось принять.

На последних словах поднялся сидевший до этого в углу мужчина. Капюшон — значит, монах, и с аурой чистоты, которой он прошелся по каждому из нас — значит, из обычной церкви. Он прислушался к каким-то своим ощущениям, а потом так же бесшумно опустился на место, растворяясь в тенях. Раньше я никогда не боялся священников, но тут прямо мурашки по спине побежали, а рука невольно скользнула к серебряному кошельку.

— Значит, странные волки, которых назвали нежитью? — Виктор Альба встал и подошел к столу, где лежали сердца.

Рука посланника засветилась чистотой, разгоняя легкий полумрак обеденного зала, а потом резко выросла раза в два. Раздался тихий девичий вскрик. Я тоже во все глаза смотрел за истинным проявлением чистоты древнего рода. Альба сначала полностью изгнал скверну вокруг себя, а потом в этом пространстве пробудил кровь, частично принимая свою вторую форму.

Его рука оказалась покрыта зелеными пластинами брони, на стыках которой проступало что-то черное. Так хотелось узнать, что же это, но… Альба протянул руку и коснулся сердца младшего волка. На его измененных пальцах выступили когти, проткнув дрожащую плоть, и тот же миг сердце взорвалось, оставив после себя облако зеленого дыма.

— Действительно не скверна, — задумчиво сказал Альба, а потом вспыхнул, меняясь полностью.

Тяжесть чистоты и какой-то огромной еле различимой в этом свете фигуры придавила к месту. Ни я, ни кто-либо еще не мог пошевелиться. На лице старого кондеса мелькнуло удивление, быстро сменившись страхом. Он хотел что-то сказать, но язык ему не повиновался. Я тоже не мог пошевелиться. Почти… Рука, лежащая на основании нового меча, почему-то продолжала слушаться. Недостаточно, чтобы защититься или сбежать, но… Я мог бы ухватить пилюлю скверны и, возможно, ее силы хватило бы, чтобы вернуть подвижность.

Страшно. Не только за жизнь, но и за бессмертную душу, которая может пасть в скверну. Но еще больше мне не хотелось умирать просто так!

Неожиданно к изменившемуся посланнику герцога Альба подбежал тот самый священник из угла и начал что-то быстро говорить. Чистота скрыла почти все слова, я успел уловить лишь… Нет смысла… По всему королевству… Альба кивнул в ответ, а потом разом все пропало. И давящая аура очищения, и его странный образ. Это снова был обычный посланник герцога с почти искренней улыбкой на губах.

— Что ж, я проверил вашу добычу, — Альба продолжал, словно ничего не случилось, и никто не решился задать ему ни одного вопроса. — Она опасна и противна самой сути рода людского. Тот, кто съест такое сердце — умрет. Единственная задача любого верного трону идальго — уничтожить любые порождения новой скверны. Нежити… Да, именно так ее назвали.

Посланник герцога замолчал, ожидая реакции на свои слова, и Диего все понял. Он стоял ближе всех, поэтому, бросив взгляд на отца, вытащил меч и пронзил второе из принесенных им сердец.

— Достойный поступок и высокий уровень чистоты, — Альба оценил, как быстро истаяла чужая сила под клинком Диего. — Я обязательно расскажу об этом герцогу. А вы, надеюсь, будете и дальше верно нести службу короне. Впрочем, вы уже много сделали, так что, думаю, будет справедливо отменить для баронства все подати на ближайшие два года. Что скажете?

Старый кондес расплылся в улыбке. Он успел посчитать, что сколько бы ни стоили новые сердца, он уже заработал больше.

— Спасибо, посланник, — глава семьи степенно поклонился, а потом замахал Диего, приглашая его за стол.

Нам же можно было вернуться обратно в свои комнаты. Это в походе барон и оруженосцы спят и едят вместе. Дома же каждый должен знать свое место.