Девять кругов мкАДА

Бывший Проводник выслушал меня, не перебивая. Лишь втягивал и выдыхал дым с таким видом, словно это последняя сигарета осужденного на казнь.

– Не надо его ни к каким врачам, – наконец сказал он. – Сами будем наблюдать.

– Это может быть связано с работой? Вдруг к нему какая нечисть привязалась, мара или кто-то вроде того?

– Будем наблюдать, – повторил куратор. – Никому, кроме меня, ни слова.

– Леонид Михалыч, я хотела бы, чтобы он отдохнул.

– Конечно. В ближайший месяц я вас не вызываю. Только на тренировки, – с готовностью отозвался тот. – Один новенький Проводник как раз готов на замену.

– Это которого взяли вместо Игоря?

– Он самый.

Я смутно вспомнила пару раз встреченного мальчика, кажется, студента, совсем как я когда-то. Затем хмурого Проводника, с которым не раз сталкивалась при совместных операциях двух отрядов, – того, что спился и покончил с собой год назад неподалеку от коллектора, где мы потеряли Саньку-старшего. Так мы его теперь звали, чтобы не путать с сыном: наречь ребенка в честь убитого соратника было моей идеей, но Тёма не противился.

– Леонид Михалыч, а у Игоря случайно… не было таких же проблем, как у Тёмы?

Я сама не знала, что навело меня на эту мысль. И когда Леонид устремил на меня взгляд еще холоднее обычного, вновь ощутила себя дурой.

– Я просто подумала… Он же начал пить незадолго до смерти, и никто не знал, с чего, а вдруг он тоже…

– Люди пьют по разным причинам, Вася. Не знаю, что их к этому побуждает. Не алкоголик, к счастью. – Леонид вдавил окурок в урну, как печать в один из своих вечных документов. – Пора работать. Приглядывайте за Артемием, ладно? Если заметите еще что-то необычное, сразу пишите мне.

Я смотрела вслед своему куратору, пока тот не завернул за угол.

Впервые за все годы нашего знакомства он назвал меня не казенным «Василиса», а человечным «Вася».

Из его уст это звучало тревожнее, чем приговор врача.

* * *

– Прости, Василек. Я не хотел впутывать Санечку, но ценой жизни ребенка меня убивать не станут, а это даст мне возможность объясниться. – Тёма качает сына на коленях, словно на его руках нет крови, а в моих – оружия; словно это самый обычный вечер, который мы все еще проводим любящей семьей. – Хоть на это я имею право.

– Тём, никто не собирается тебя убивать! Ты болен. Тебя вылечат. Здесь дух, видишь? Видите? – я почти кричу, потрясая преображенным иайто, как волшебной палочкой. – Леонид, я же говорила, говорила, что Тёму преследуют! Вы можете материализовать эту тварь? Пока она здесь, пока она не ушла!

Леонид молчит. Леонид бездействует – я не понимаю почему.

Ответная улыбка Тёмы кривая, как ятаган:

– Ты, может, и не собираешься, а вот Паше наверняка дали инструкцию стрелять на поражение. Вдова ведь погорюет да простит. А не простит, невелика важность – переведут в другой отряд. Я же прав, Леонид Михалыч?

Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Паша вскидывает револьвер.

На линию выстрела я встаю неосознанно. Движение для меня такое же естественное, как сделать вдох.

Я поворачиваюсь спиной к тому, кого мы преследовали, и направляю катану на соратников – или тех, кто был ими до сего момента.

– Вася, отойди, – голос Леонида сухой, будничный, словно он просит подать ему папку с бумагами.

– Что… Вы же говорили… говорили…

– Они много чего говорили, – снова подает голос Тёма, уже сзади. Я вроде бы подставляю спину убийце, но ощущение его присутствия за плечом вселяет уверенность, не страх. – Проводники, духи, служба на благо людей. Хорошо звучит. Не спорю. Но во всех договорах есть пункты мелким шрифтом. Свои я прочитать не удосужился.

– О чем…

– Черные, Василек. Черные души. И ваше оружие, которое обжигает Проводников. – Муж смеется гортанным, каркающим смехом. – Я думал над всем этим, еще раньше, чем мне начали сниться кошмары. Но сегодня утром все встало на свои места… когда меня попытались убить. Сперва тот злосчастный уборщик, потом – наш дорогой Леонид.

* * *

– Я понимаю, тебе трудно поверить. Я сам не поверил, когда увидел. Но все так, – голос Леонида, искаженный динамиком смартфона, звучал еще отстраненнее обычного. – Хорошо, что в ту комнату зашел я. Другой на моем месте мог не отделаться изрезанным лицом.

– Тёма… это не он, – только и смогла повторить я. – Вы что-то не так поняли, он…

– Он вскрыл человеку горло. На моих глазах. Он атаковал меня.

Я сидела на постели, где этим утром мы проснулись вдвоем, с чувством, что под ногами и бедрами – пустота, пропасть, кроличья нора, куда я падаю, пока где-то наверху остается вся моя жизнь.

Мой муж – напал на Леонида? Мой муж – убил человека?..

– Откуда у него нож? Зачем он ему?

– Василиса, вам это сейчас важно? Болезнь Артемия зашла слишком далеко. Признаюсь, мы недооценили. Недосмотрели. Но теперь мы должны найти его и обезвредить.

– Обезвредить в смысле…

– Не ликвидировать. Его вылечат. Но я хочу, чтобы пошли именно вы. С вами будет легче. Павла уже вызвали, – рубленые фразы куратора больше напоминали лай. – У входа в Управление, через полчаса. При оружии.