Очень довольная, Лили вывела свою гостью наружу.
– Теперь тебе нетрудно понять, почему я стала актрисой.
– Ты?
– Да.
– Но в этом представлении для тебя не нашлось роли, – улыбнулась Юдит.
– Ты уверена?
Лилины губы внезапно сморщились и жалобно произнесли:
– Им-ма!
– О, господи!
– Мать специально вызвала меня. Слушай, хочешь увидеть спектакль получше? У меня через час генеральная репетиция.
Юдит колебалась. Новая знакомая привлекала и отталкивала ее.
– Будет очень интересно, даже больше, чем на премьере – всевозможные накладки, недоразумения. Соглашайся! Я отвезу тебя туда и обратно.
– Не знаю, мне нужно поговорить с… мужем…
К ее удивлению он не стал возражать и даже одобрил это первое светское начинание. Ему хотелось побыть одному, подумать, погрустить о том, прежнем Андрее.
Но не тут-то было.
– Есть кто-нибудь живой? – раздался снизу зычный сенькин голос, и спустя минуту на пороге возникла его несуразная фигура:
– Двери постоянно нараспашку! Ты что лежишь?
Он сел, отдуваясь:
– Хорошо тут у вас, в Эйн Карем. Воздух швейцарский, тишина. А у нас дома лихорадка: готовимся к появлению наследницы. Все завалено розовыми одеяльцами, платьицами, мягкими туфельками, крохотными, как инфузории… Ну, вам еще далеко до этого. Наверное, у папаши Коэна на уме одно – хупа. А этому не бывать, пока он, истинный потомок Шейлока, не вырвет у тебя кусок мяса… Кстати, эта знаменитая пьеса – злобная выдумка. Как можно было правдиво писать о евреях, которых изгнали из Англии за триста лет до рождения Шекспира?
От Сеньки не укрылось, что лицо Андрея застыло в болезненной гримасе.
– Будь я проклят! – пробормотал Сенька и рванул к себе одеяло, которое тот панически удерживал двумя руками. Оба пыхтели, забыв, что они уже не мальчишки, перетягивающие канат в школьном дворе. Тут Сенька провел хитрый, тоже из детства, маневр и быстро поддался вперед, чего Андрей не ожидал. Увидев все, Сенька хотел победно захохотать, но заставил себя принять сочувственный вид:
– Да это удар ниже пояса! – в груди его что-то хрипело от сдерживаемого смеха.
Андрей помрачнел:
– Если бы не Юдит… Она очень страдала от своего двусмысленного положения. А ее родители просто погибали, будто лишние пару миллиметров сделают их дочь несчастливой навсегда.
Горечь в словах друга тронула Сеньку:
– В конце концов они предложили тебе честную сделку: частицу твоей плоти в обмен на дочь, плоть от плоти родителей.
Андрей нетерпеливо глянул ему в глаза:
– А что с этим?
– С каким?
– Сам знаешь.
– Понятия не имею, – Сенька прекрасно знал, о чем речь.
– Не кривляйся! С тем самым.
– А, с тем самым? Так бы и сказал, а то с этим, этим…
Жестом фокусника его пальцы вынули из кармана куртки аккуратно сложенный листок:
– Открытие века: оказывается, твоя уважаемая бабка была жидовкой и, следовательно, ее потомки также принадлежат к этому избранному Богом народу.
Андрей рассматривал документ, не зная, что он чувствует – радость или отчаяние. «Простит ли мама мое предательство? – думал он. – Но может быть, оттуда, где она сейчас, все происходящее здесь представляется ей слишком мелким, чтобы… И еще: разве то, что я сделал, не стоит счастья, которого она так мне желала?»
А вслух спросил:
– Как тебе удалось?
– Малой кровью, если помнить, что на каждом долларе – капля этой алой и, я бы сказал, пересоленной жидкости.
– Я твой вечный должник – и не только в деньгах, – Андрей впервые ясно осознал это. – Сколько?
– Скажу после свадьбы. Могу я предоставить тебе небольшую ссуду? Хотя сказано: не ссудите, да не судимы будете!
– Ну, спасибо. А как мой старик? – о мачехе он никогда не спрашивал. – Ты был там?
– Непременно! Я ведь еще не видел вашего нового дома на проспекте Тореза. Шикарное место. Скверы, искусственные пруды, особняки с колоннами. Как говорят французы, «Ноблез оближ», благородство обязывает, и я, неблагородный, чуть не облизал табличку с вашей фамилией. К сожалению, граф Рюмин (так Сенька величал его отца) изволили отсутствовать, а ее сиятельство уделили мне минуты две, глядя в сторону, будто мысленно графиня бежит от меня пруду изменившимся лицом.
Андрей, наконец, засмеялся:
– Завидую твоему таланту острить по любому поводу. Мне тоже иногда хочется скаламбурить что-нибудь, но выходит глупо. Откуда это у тебя?