Девять хвостов Кицунэ. Рассказы о лисах-оборотнях

Роман пыл за ней с горькой мыслью, что расставание теперь неизбежно. Он видел, как Ирина выходит из морской пены достойной соперницей Афродиты: как прекрасно было её тело с узкой талией и длинными ногами. Роман подумал, как ужасно, что он больше никогда её не увидит. Он хотел уплыть подальше от берега и плавать там до тех пор, пока Ирина и Клаус не уйдут, но его остановил крик Ирины:

– Ой!

– Что случилось? – крикнул Роман.

– Одежда пропала.

Клаус, а затем Роман вышли из воды: их одежда была на месте.

– Это опять партизанка, ― сказал Роман.

– Старая дура, совсем из ума выжила, ― сжал кулаки Клаус.

– Не говори так о моей бабушке, ― нахмурилась Ирина.

– Вердаммте альте (проклятая старуха), ― сквозь зубы произнес немец.

– Обуви тоже нет, ― сказала Ирина, ― как же я пойду?

– Теперь точно на самолет опоздаем, ― в сердцах сказал Клаус.

– На другом полетите, ― вставил Роман.

– Их хабе кайн гельд убриг (у меня нет лишних денег), ― ответил немец.

– Что он сказал? – спросил Роман.

– Денег ему жалко, ― ответила Ирина.

– Ты знаешь немецкий?

– Знаю, как по-немецки «деньги».

– Знаешь что: бери мои сандалии, ― великодушно предложил Роман, ― я как-нибудь дойду.

Ирина бросила на него взгляд полный благодарности, Клаус, напротив, посмотрел с неприязнью.

– Спасибо тебе, ― Ирина подошла к Роману и поцеловала его.

В глазах у немца мелькнула ненависть.

Роман медленно шел по тропинке, чувствуя каждый камушек босыми ногами. Поселок находился не близко, и это был тяжелый путь. Но душевная боль от расставанья с понравившейся ему девушкой, заглушала физическую боль. Надвигалась гроза, вдалеке из тучи били белые разветвленные молнии, словно в ускоренной съемке росла корневая система могучих небесных деревьев, Роман едва не попал под проливной дождь.

Утром Роман проснулся с мыслью уехать из Каменки. Здесь он будет постоянно вспоминать об Ирине, а это невыносимо. Вот и отдохнул на Азовском море. Одно расстройство, но кто знал, что так будет? Это судьба! Он постоял под обжигающе холодным душем, потому что вчера не освежился: добравшись до кровати, сразу провалился в тяжелый сон. Переодевшись в чистое, Роман отправился в кафе, собираясь после завтрака принять окончательное решение. Но как только Роман переступил порог, он сразу видел Ирину. Она сидела за столиком и улыбалась ему.

– Вы не успели? – первое, о чём подумал Роман.

– Успели, ― сказала Ирина.

– А почему ты не улетела?

– Я передумала, ― ответила Ирина.

– Почему?

– Ты не догадываешься?

– Кажется, догадываюсь.

– Клаус устроил мне сцену в аэропорту: почему я тебя поцеловала? Я сказала, что с ним не полечу.

Через 9 дней на автовокзале Роман стоял у автобуса. Вместе с ним ехала знакомиться с его родителями Ирина. Их провожала бабушка Ирины. Перед тем, как Роман должен был сесть в автобус, старушка подошла к нему и вложила в руку железный портсигар тронутый ржавчиной:

– Это моего мужа, я его еще в 44-ом нашла, но не говорила Ирине, думала, пока будет искать: никуда отсюда не уедет.

Дух горы

Юра сдал последний экзамен. Ему достался вопрос: «Житиё протопопа Аввакума». Удивительно, думал Юра (его не отпускала тема), фактически протопопа убила фанатичная вера в Бога: из-за неё он сгорел в срубе, а ведь эта вера возникла у него из «обостренного чувства смерти», как писал Бунин в «Жизни Арсеньева», цитируя Аввакума: «Аз же некогда видех у соседа скотину умершу и, той нощи восставши, пред образом плакався довольно о душе своей, поминая смерть, яко и мне умереть…». Это парадокс!

Юра сидел на лавке во дворе института. И хотя институт находился в центре Москвы, старые деревья и кусты, которые сильно разрослись, создавали ощущение чащи. Казалось, что это заброшенный уголок парка ― излюбленный мотив художников эпохи романтизма. Впрочем, в густой тени было хорошо прятаться от жары. К Юре подсел его однокурсник Андрей. Густые волосы его курчавились, смотря по сторонам, он приподнимал подбородок и щурился сквозь толстые стекла очков.

Юра увидел в руках у Андрея книгу: «Крейцерову сонату» Толстого и заметил:

– Не люблю эту повесть.

– Почему? – спросил Андрей.

– Я романтик, а «Крейцерова соната» убивает возвышенное отношение к женщине.

– Но Толстой решает важный вопрос: зачем нужен брак? ― сказал Андрей.

– Да, ― согласился Юра, ― на каждой странице слышится: зачем? зачем? Даже на естественный ответ: рождение и воспитание детей Толстой говорит: а зачем? ведь цель совершенствование человека, так совершенствуйтесь в одном и последнем поколении. Больше половины произведения посвящено описанию, как главный герой мучается в браке, но заметь, как только заезжий музыкант начинает ухаживать за его женой, главный герой сразу превращается в зверя, готового убивать (и убивает жену), потому что покусились на его собственность. Поэтому основной вопрос, который ставит Толстой в «Крейцеровой сонате» – это вопрос собственности, рассматривая женщину в первую очередь, как собственность.

– Ты экзамен продолжаешь сдавать? ― усмехнулся Андрей, ― слушай, философ, я в горы собираюсь, поедешь со мной?