Девять

– Расскажи мне, что ты знаешь о семье Босса, – попросил я Магуса.

– Это секретная информация.

– Тем более интересно узнать.

– У Вени был отец, – начал Магус, – который оставил его с матерью и ушел к другой женщине.

– Мне знакома эта ситуация не понаслышке…

– Мальчик Веня очень переживал. Так никогда и не простил отцу своему предательства – он это именно так воспринимал. В детали принципиально не вникал и смягчающих обстоятельств не признавал. С детства мечтал стать сильным, на девять голов сильнее всех остальных, как Геракл, чтобы отомстить отцу, когда вырастет. Отомстить – значит, избить, унизить, задавить силой, показать ничтожность противника. А мать боготворил. Но когда она вторично вышла замуж вопреки его желанию, возненавидел ее пуще отца своего. Так и разрывался между ненавистью к матери и отцу.

– А кто был его отчим?

– Высокопоставленный работник властных структур.

– Как звали отца?

– Платон. Гм-гм.

– Так. Не отвлекайся. Подросток ощущал себя брошенным и преданным…

– Подросток ощущал себя брошенным и преданным, поэтому весь мир воспринимал как враждебную среду. Занимался боевыми видами спорта, был весьма агрессивен, поделив обитателей Земли на хищников и жертв; разумеется, готовил себя в хищники. Сам напросился в армию, делал ставку исключительно на свои силы и способности. Дальнейшее, полагаю, тебе более-менее известно. Во всяком случае, как он достиг нынешнего своего положения, я не знаю, да и не стремлюсь знать. Слишком ценю жизнь сестры и племянников…

– Быстро понял, что самая мощная изо всех известных ему сил – это интеллект. Не видел себе равных, пока не повстречал… одного забавного господина, указавшему на иной, альтернативный источник силы. В общем, классика бессознательного освоения жизни, когда кажется, что ты очень умный, хотя на самом деле действуешь по технологии высокоразвитого интеллекта, целиком и полностью зависимого от психики. Что начинает делать в этой ситуации утративший первенство интеллект? Он начинает относиться к разуму ровно так же, как Венедикт Платонович к своему папашке: со страху начинает ненавидеть грозного противника. И, разумеется, начинает вынашивать планы по деморализации и испепелению врага, нимало не интересуясь целями и мотивами последнего. Правда, уничтожить врага – уже не детский проект наивной мести; уничтожить – значит, присвоить себе его силу, перехитрить его, заставить потерять бдительность и опрометчиво раскрыться. Фантомас, он же Босс, уже понимает: чти врага своего, ибо ни у кого другого не выучишься тому, чего не ведаешь сам; никто другой не укажет тебе твои слабые места и не научит свою слабость превращать в силу. Да здравствует сильный враг, который делает меня сильнее! Бездумно нахватался восточных штучек. Запад вообще наивно полагает, что его умственный потенциал прирастает притчами Востока. О, боги! Это Восток травестирует Запад, предлагая из-под полы жалкую философскую контрабанду в качестве оригинального продукта. Со временем Веня и Восток переиграл – его же оружием. Весь предыдущий интеллектуальный опыт убеждал: выше интеллекта не существует ничего. Веня разучился бояться, и Веня ничтоже сумняшися бросился с головой в омут. И теперь вот не ведающий сомнений интеллект, ведущий поединок роковой, все более и более начинает сомневаться – не в себе, нет, не в своих силах – в своем гносеологическом потенциале и своей философской правоте; с такими категориями интеллект еще не работал; Веня, привыкший побеждать, бросает вызов своим сомнениям – и, похоже, совершает роковой просчет: все более и более начинает поддаваться диалектической логике разума, все более и более допускать мысль, что интеллект – лишь начальная ступень разума, и ступеней таких, ведущих в иное измерение, не одна. И не две. И не три, и не четыре, и не пять, и не шесть, и не семь… Возможно, и не восемь даже, а все девять. Что начинает делать интеллект, осознающий свое ничтожество и понимающий вместе с тем, что разумом ему никогда не стать?

Здесь Платон строго взглянул на Магуса, который подобрался под его взглядом и принял позу подчинения.

– Правильно: он объявляет войну не на жизнь, а на смерть, ибо: терять ему больше нечего. Собственно, это правильно, это достойно уважения, это мудро, по меркам природы: разум извлечет уроки, а интеллект отдаст все силы, чтобы вооружить разум… В общих чертах это даже восточным мудрецам было понятно.

Но… Здесь есть одно «но». Что это за «но», ты хочешь спросить?

– Я ничего не хочу спросить; я давно уже не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не имеет значения; ты просто слушай. Я стремительно приближаюсь к тому возрасту, когда высказаться для меня важнее, нежели быть услышанным, не говоря уже о том, чтобы быть понятым. И все же так важно, когда тебя кто-нибудь слушает: тогда ты говоришь ясно, четко из уважения к молчаливому собеседнику. Я все равно поставлю вопрос, который волнует меня и Веню. Смысл «но» заключается в следующем: каковы шансы у интеллекта на успех в сражении с разумом? Если интеллект обречен в силу некоего закона, то агония превращается в спектакль или ритуал, а если интеллект не обречен? Веня чувствует, что интеллект не обречен, и в этой ситуации, как ни странно, разум оказывается в худшем положении: интеллект, смертельно напуганный, мобилизовался весь без остатка, а разум «не бьет лежачего». В этой ситуации, Магус, разуму стоит поучиться у интеллекта: нельзя расслабляться, надо выложиться на все сто; чтобы интеллект превратился из противника в союзника, надо выложиться до конца. Победа разума – это не уничтожение качеств и свойств интеллекта, а превращение их в источник развития. Понял?

Магус молчал.

Потом сказал:

– У меня к тебе есть еще одна просьба.

– Считаешь, одной недостаточно? Меня и первая твоя просьба вгонит в гроб. Спасти Платона! Как ты себе это представляешь?

– Никак не представляю. Вообще никак. Но есть еще и вторая просьба. Очень прошу.

– Валяй. Двум смертям не бывать. Но если не выживу, выполняя первую просьбу, не обессудь.

– Спаси Марию.

– Дочь Вени?

– Да. Мою любимую племянницу.

– Магус, ты в своем уме? Ты просишь невозможного.

– Знаю. Но я очень прошу.

Он взял мою ладонь и вложил в нее небольшой предмет с острыми краями. Это была вторая половина нефритового скарабея.

– Откуда это у тебя? – спросил я так, словно ничего не случилось. Магус в роли посланника небес: надо обладать очень своеобразным чувством юмора, чтобы сотворить такое. Мне было нисколько не смешно.

– Мария велела передать тебе.

– Какая Мария?

– Моя племянница, какая же еще? Она велела вручить тебе вот эту вещицу и настоятельно попросить о помощи.

– Ты ничего не перепутал? Может, это я должен просить о помощи тебя?

– Нет, ничего не перепутал. Помоги, Платон. Век помнить буду.

– Да, своеобразное у вас представление о помощи: давай, поможем Платону – давай, пошлем его за смертью. Так, что ли?

– Помоги, Платон. По гроб жизни буду обязан, – Магус вряд ли соображал, что говорил.

– Что значит «спаси Марию»? Я же не бог, верно. Что с ней?

– Она поклялась убить своего отца. Она и любит его, и ненавидит. И то, и другое – до смерти.

– Веню? Вениамина Платоновича?

– Его самого. Марию нельзя подпускать к Боссу.

– Что за семейка! Друг друга пожираете, да еще и меня на десерт подавай вам! Отвернись!

Магус тотчас отвернулся к стене и даже закрыл глаза. Я достал из кармана другую половинку скарабея. Не раздумывая совместил их, ожидая сверхъестественных громов и молний. Но ничего не произошло.

Я не отрываясь смотрел на скарабея, состоящего из двух половинок и весьма напоминающего яйцо, гладкое и увесистое. И вид круглого яйца, и ощущения, связанные с яйцом, помогли мне сосредоточиться. Отчего Мария решила, что я нуждаюсь в помощи? И что за помощь мне такая – поди туда, не знаю, куда и спаси, как себе хочешь, детей Вени?

– Магус, есть одна проблема. Пока моя жена не будет в безопасности, я не могу действовать решительно. Чтобы я помог тебе, ты должен помочь мне.

– Как, Платон? Что могу сделать я, бедный венецианец, несчастный маг и фокусник? Стоп! Твоей жене Алисе поможет ее сестра Венера. Они вместе покинут ДН Плутон. Вместе. Об этом я позабочусь.

– Ну, вот, можешь, если захочешь. А теперь веди меня к Марии.

– Мария! – крикнул Магус.

Дверь отворилась и вошла Мария, улыбаясь мне, как старому знакомому.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте! Мы с вами где-то виделись? – нарочито небрежно спросил я.

– Не думаю, – ответила она, улыбкой противореча своим словам.

– Что ж, как скажете. Магус, позволь нам поговорить наедине.

Магус вышел.

– Ну-с, – сказал я.

– Я вас слушаю.

– Да нет, это я вас слушаю.

– А мне, собственно, нечего вам сказать. Я прибыла сюда по вашей настоятельной просьбе, которую передал мне дядя.

– Хорошо. Как к вам попала половинка скарабея? – самым заговорщицким в мире тоном, призывая на помощь все свое чувство юмора, спросил я.

– Какого скарабея?

– Того, которого по вашей просьбе передал мне ваш дядюшка. А?

– Я ни о чем своего дядюшку не просила. Это недоразумение. А скарабей – это навозный жук, что ли?

Теперь она улыбалась мне как человек, который знает только то, о чем говорит. И ничего больше.

– Да, конечно, – сказал я, – очевидно, вышло недоразумение. У вас возникли проблемы с вашим отцом?

– Можно сказать и так. Вы поможете мне его убить? Дядя сказал, что только вы в состоянии мне помочь.

– Хорошо. Я смогу вам помочь. И только я. Условие такое: вы беспрекословно выполняете мои указания.

– Вы обещаете мне, что отец мой будет мертв?

– Я обещаю вам, что вы получите то, чего хотите больше всего на свете. Вы ведь жаждете мучительной гибели своего обожаемого папаши?

– Допустим.

– Я знаю его ахиллесову пяту. Я знаю, как вы можете уничтожить его нынешнюю суть. Я обещаю вам, если вы сделаете все, как я скажу, от вашего нынешнего папаши и следа не останется.

– Хорошо. Я согласна. Что я должна делать?

– Вы должны будете поверить в то, что я вам сейчас скажу.

– Говорите.

– Обещаете поверить?

– Что такого невероятного вы мне можете сказать? Ладно, обещаю.

– Самое верное средство убить вашего отца – перестать скрывать свою любовь к нему. Именно так, вы не ослышались: ваша любовь и ничто иное за короткое время сотрут вашего отца в порошок, превратят в другое существо. Прежний Веня Гербицит будет убит. Что появится на месте прежнего – во многом будет зависеть от вас.

– Вы сейчас о том, что я должна подставить левую щеку, получив оплеуху по правой? Это не ко мне. Никакой любви к этому ублюдку я не испытываю!

– Хватит истерить! Хватит врать! Хочешь ликвидировать папашку – или нет? Да или нет?

– Да!

– Тогда иди и выплесни на него яд своей любви!

– Как вы понимаете этот бред – убить любовью?

– А так, что вы пробудите в нем любовь к себе, своей дочери. Это единственное, что он скрывает от себя всю свою жизнь. И это разорвет его изнутри.

– Я не сестра милосердия! Я – киллер! И убить его – смысл моей жизни.

– Вы хотите убить его или победить в схватке со злом?

– Какая разница! Убить! Я хочу видеть его труп!

– А я уже вижу перед собой почти труп. Труп по имени Мария. Ведь вы раздавлены любовью к своему отцу. И убийство отца не возродит вас. Вас возродит его любовь к вам, и она же убьет прежнего негодяя. Разве не этого вы хотите больше всего на свете? Если не этого, то я не в силах вам помочь.

– Я начинаю тихо ненавидеть вас. Нельзя ли как-нибудь попроще? Вот мой кинжал; вот его сердце. Все.

– Ясно. Вы пришли ко мне затем, чтобы я помог вам убить себя. Вы обратились не по адресу.

– Вы не можете вот так просто бросить меня. Мне больше не к кому обратиться. Признаю, ненависть ослепляет мой ум…

– Это хорошо. Значит, в вас еще много любви.

– Предположим, вы правы. Предположим, я согласна. Что я должна делать?

– Я обязуюсь организовать вам встречу с отцом. Он будет беззащитен, а вы – вооружены любовью. Но прежде еще одно условие. Вы любите своего брата?

– Да. Нежно люблю.

– Он вас также любит больше жизни. И из любви к вам он тоже собирается убить своего отца. Вы, только вы способны удержать вашу семью от распада. И, если угодно, спасти жизнь брату. Либо вы спасаетесь все вместе – либо…

– Что я должна делать?

– Для начала я должен вас хорошенько спрятать.

– Где?

– Прямо сейчас – в соседнем кафе под названием «Хронос». Вы будете сидеть там и ждать меня ровно столько, сколько понадобится.

– Хорошо, Босс.

– Я не босс. Зови меня Платон.

– Хорошо, Платон. Как скажете. Я могу идти?

– Идите. Ждать умеете?

– Разве это так сложно?

– Это непросто. Возьмите с собой книжку. Вы вообще читаете книжки?

– Читаю. «Оговорочки от Пети: смейтесь, дети, плачьте, дети» – вот это сейчас читаю.

– Ну, и как?

– Прикольно. Мне нравится этот писатель, Bar-in.

– А я бы его убил, честное слово.

– Да ладно. О вкусах не спорят. Ну, я пошла?

– Конечно.

В дверях я остановил ее вопросом:

– Мария, мы точно нигде с тобой не встречались?

Она пожала плечами.