Девять

Ответ, который я со временем получил (добившись его от самого себя, от кого же еще), гласил: именно в любви и творчестве нет ничего личного. Бедного, ма-аленького человека вообще просят не беспокоиться, ежели он не мечтает стать личностью. А если мечтает – пусть забудет о дешевом эгоизме. А также о культе индивида. А захочет стать героем, то есть героически забыть о личности в себе, пусть прежде подумает вот о чем: героическая любовь и героическое творчество вновь неизбежно приведут к отрицанию героического в форме большого культа самого что ни на есть мизерного в человеке. Маленький человек, индивид – это вывороченный наизнанку культ героя. Это недостойная мыслящего человека клоунада. Хотя и в ней, надо признать, много прелюбопытного для личности, привыкшей совать свой нос и в героическое, и в комическое, и в космическое. Всюду и везде, понимаешь. Везде и всюду. Се человек, стремящийся стать личностью. Ему позволено. Но что позволено Личности, то не позволено человеку. Аленькому человечку, сукину сыну, – возбраняется.

Либо личность – либо все остальное: вот как сегодня стоит вопрос.

Так ему и передайте.

Что-с? Вы о демократии, то бишь, о диктатуре натуры?

Пусть демократично примет к сведению наши заметки о звезде Пентагон. Гори, гори, ваша звезда нашим синим пламенем.

Пусть привыкает к новым для него звукам, 9 раз на дню повторяя мантру диктатура (9 букв) культуры . Затем более привычное: ом мани падме хум. Затем опять: диктатура культуры, блядь.

Так звезда с звездою говорит.

Так ему и передайте.

Давно заметил: начнешь говорить о счастье – а закончишь проклятьями в адрес аленьких. Может, это тоже закон культуры?

Закон. Если проклятья становятся тоской по любви.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

4

4.6.

Темнота.

Глаза мои прикрыты, но я всем телом, каждой клеточкой свой прислушиваюсь к скрипу, который производят прикрепленные к рукам моим крылья. Легкие, толщиной со стружку деревянные рамы, обтянутые тонким пергаментом, крепко привязаны от кистей до предплечий кожаными шнурками. Пергамент плотно приклеен к дереву воском (перья – это элемент мифа). Размах крыльев такой, что любой порыв ветра позволяет мне зацепиться за воздух и парить, дожидаясь следующей волны зефира. Сил, вопреки представлениям людей, я трачу очень мало. Все мои ощущения сосредоточены на том, чтобы слиться с дуновением, стать частью воздушной среды и дрейфовать в нужном мне направлении.

Я учусь быть птицей. И это мне удается. Птицей быть легче, чем человеком.

Теплые лучи солнца на моем лице (все-таки день летнего солнцестояния), приятный скрип рамы, и привычный уже взгляд с высоты птичьего полета. Люди кажутся мне ничтожными, и дела людей кажутся мне мелкими.

Наконец, я дождался нужной погоды. Упругий и устойчивый ветер позволяет мне надеяться на то, чтобы осуществить задуманное. Легкий поворот крыла – и я почти стою в воздухе, быстро возносясь за облака. Чем ближе к Солнцу – тем холоднее.

Так я и думал. Икар упал по какой-то другой причине. Не из-за жары.

Ветер почему-то ослабевает, и я рискую сорваться в штопор. Вот в чем дело. Икару не хватило опыта. За стремление к Солнцу хвалю, но для этого надо быть технически и морально подготовленным.

Виртуозно вхожу в плотные слои облаков. Покрываюсь мельчайшей водяной капелью. Набухшие влагой крылья тянут вниз. Резкий порыв воздуха – в туловище тебе бьет тугая волна, от которой перехватывает дыхание, – и я опрокидываюсь вниз, превращаясь в гонимую ветром груду мусора, чем-то напоминающую нелепо летящую мельницу. Руки вывернуты, но боли я не чувствую. Мне очень обидно: я всего-то расслабился раньше времени. И этого уже не поправить.

«Как всегда подвел человеческий фактор», – успеваю честно отметить про себя.

Стремительно приближается Земля.

Никакая она не матушка.

Темнота.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

5

5.6.

Девять кругов-колец.

Узнаю тебя, жизнь-анаконда, и приветствую звоном щита!

Но как же тяжело по траектории жизни добраться до слепящей точки и проникнуть в нее, туда, за невидимый глазу занавес.

Верблюду в игольное ушко – значительно легче.

Кстати, богатому пролезть в царствие небесное – раз плюнуть. Это вообще не проблема. Это логическая ошибка. Спрашивается: как попасть богатому в царство небесное?

Ответ: никак. Ибо: никакого такого тридевятого царства не существует. Я уточнял там , у Марии.

Вообще, многое, о чем мы с ней говорили, я стараюсь не вспоминать; я не могу это забыть, но я стараюсь не вспоминать об этом. Вот такая мягкая форма забвения. Мягкое забвение как форма душевного комфорта.

Но мне не всегда это удается. Дело в том, что эта древняя игра в кошки-мышки с сами собой технологически напоминает известную проблему человека: жить и при этом не помнить о смысле жизни (смысле, о котором ты прекрасно осведомлен!). Казалось бы: от чего заболел – тем и лечись. Заболел смыслом – смыслом и лечись.

Это всем известно.

Однако никто не прибегает к этому средству. Почему?

А вдруг вылечишься? Что тогда?

Заболеешь неизлечимой хворобой: желанием проникнуть в тридевятое царство. Это уже наваждение. Омут.