Девять

А следующее за освобожденным поколением, поколение next, открыто уже тоскует по общей идее – национальной идее, европейской идее, общечеловеческой, экологической, космической, педерастической. Маленькие люди всегда тянутся к большой идее…

– А великие люди – к универсальной, – сказал я.

– Не встревай, Платон. Почему мелким мозгам нужна крупная идея?

А потому что так проще. Мало сказать, что это закон маленького, аленького, блядь, человека. Поскольку малых сих легионы – это закон жизни. Но это не единственный закон жизни, согласен. Следующий закон принесешь мне ты, Платон, в клювике, и подашь на блюдечке с оранжевой каемочкой. А молекулы, атомы, бациллы и прочие микроорганизмы и наночастицы – это забота ботаников, муравьев с интеллектом. Вот я их и развожу. Во-первых, их содержать проще, нежели сверхсложные сверхкомпьютеры; во-вторых, люди пока эффективнее. Маленькие люди с большим интеллектом и непомерными амбициями – дети, блядь, скучный молодняк.

Нет, нет, мир можно удержать только генеральной идеей – всем доступной, но никому не ясной. Общие параметры такой идеи также разработаны, причем, далеко не самыми умными людьми. Возьми притчу об Иисусе. Вот архетипы-кирпичи, из которых возводится храм веры: жертвенность, милосердие, безвинное страдание, предательство, преданность, слабость под видом силы, неистовая и бездоказательная (это главное, главное: доказательность унижает веру) вера в чудо… Черно-белая сказка для аленьких. Действует безотказно. А ты – «диктатура культуры»…

Знаешь, чего я действительно боюсь?

Греческий философ Хрисипп умер от смеха, наблюдая, как его пьяный осел пытается есть инжир. Вот и я боюсь загнуться от смеха.

Ну, что, Платоша, взлохматим шарик земной? А ведь запросто. Чем хороши твои законы духовности? Тем, что их, в первую очередь, можно использовать против той же духовности. Ты ведь изобретаешь своего рода вечный двигатель: уже на научной основе мы лишим доступа этих баранов к разуму. Указав путь к разуму – ты отлучаешь их от разума. Ты становишься теоретиком диктатуры натуры.

Ты думаешь, я стану засекречивать твои законы?

Напротив, я их опубликую. Что похоже на бессмыслицу более всего? Глубокая, тонкая, парадоксально выраженная мысль. Поэтому мысль надо убивать «как бы мыслью». Это эффективно. Надежно. Проверено. Только с помощью мысли можно избавиться от мудрости, вообще от содержания. Мои олухи-интеллектуалы так прокомментируют твои законы, что от них камня на камне не останется. Интеллект победит разум, можешь не сомневаться. И знаешь, на что я буду опираться? На нежелание знать истину. Это закон законов жизни. Ты делаешь ставку на истину, а я на легкую, приятную, комфортную истину; ты на трактат – а я на Библию. С картинками. Интеллект, сука, принесет мне ее в зубах. Осовременим, подшаманим, пустим в массы. А с разумом твоим не договоришься. Нет, лучший разум – это интеллект.

Вот тебе пример. Ты хочешь заставить людей передвигаться быстрее. И это достаточно просто. И вот уже общеизвестно, как быстрее всех пробежать стометровку, однако никто не спешит повторять этот подвиг. А зачем? Закон наименьшего сопротивления – вот закон законов. Хорошо жить – жить без подвигов. Какая диктатура культуры? Зачем усложнять себе жизнь? Не смеши меня.

Я, как обычно, свои контраргументы упаковал в монолог и попытался скрыть от самого себя.

«Так-то оно так, да вот только…

Обычную жизнь обычного человека подпирают недосягаемые образцы.

Именно культурные чемпионы помогают бесталанному человеку гордиться собой. Они придают смысл его жизни.

В сущности, подлинное призвание гения – раствориться в толпе, которую он так презирал, ибо рожден был ею…

Примерно так».

– Что молчишь: сказать нечего или сопротивляешься?

Я пожал плечами.

– Чему ты пытаешься противостоять, умник? Ну, вот чему? Очень Массовому очень Коллективному очень Бессознательному. А надо не противостоять, надо возглавить этот парад безголовых. Все остальное – от лукавого.

И ты, Платон, от Лукавого.

«А ты?» – мысленно возразил я.

– И я от Лукавого. Но мне положено, я законнорожденный. А ты – байстрюк, сукин сын, тебя мамка случайно в подоле принесла. По паспорту ты голубых кровей, а по сути – лукавых кровей.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

2

2.5.

«Отец Никодим явно сменил тактику. А заодно и стратегию.

Он прилюдно пребывал в трудах и молениях, на Татьяну не обращал никакого внимания, на кладбище не забредал. Ходил одиноким угловатым аистом, словно аршин проглотив, то есть по военному держа спину, немного задрав при этом голову (что священнику шло чрезвычайно), ступал твердо, прямо смотрел в глаза. Словом, излучал уверенность и неколебимость.

Сказывают, что будто видели его однажды ночью у Аспирина. Ну, допустим, видели. И что? Это не компромат.

А вот то, что к Никодиму средь бела дня заглянул как-то сам Барон (после воскресной проповеди: видно, священник сказал что-то условное, подал знак), это ушлые обыватели ДН ПП проморгали.

У Барона, ясно, был не праздный интерес.

– Появлялись? – с порога спросил Босс.

Никодим приложил палец к губам.