– Что ты будешь делать всё это время?
– У нас запланированы концерты в Бруклине и Хобокене. Один раз выступим на Манхеттене. Завтра вечером.
Она посмотрела на меня, склонив голову на бок.
– Я ведь тебе это говорила?
– Наверное.
Я скинула свою сумку на пол, и в тот же миг услышала, как телефон просигналил о полученном сообщении от мамы: «Как долетела? Как оно?».
Полагаю, она имела в виду квартиру. Не думаю, что их отношения ухудшились до того, чтобы мама начала говорить о Луне как о бесполом существе.
«Долетела прекрасно», – напечатала я. – «У Луны клёвая квартира. Хоть и без железных цветов. Но мы это исправим».
«Точно. Спасибо, что согласилась передать моё сообщение».
«Ну, да...»
Маме потребовалась минута, чтобы ответить, после чего телефон просигналил вновь: «Просто попробуй».
– О чём переписка? – спросила Луна.
– Ни о чём, – сказала я. – Мама послала тебе подарок и хочет узнать, передала ли я его тебе.
Я наклонилась к своей сумке, чтобы расстегнуть её и вытащить перемотанную скульптуру. Как и раньше, в руках она ощущалась тяжелее, чем казалась на вид. Вроде пасхального яйца, которое набили медными монетами. Я вручила вещь Луне.
– Железная? – спросила Луна, как только ощутила её вес.
Я пожала плечами.
– Думаю, так она идёт на мировую.
Сестра достала из ящика стола ножницы и принялась разрезать упаковку. Часть пузырьков принялась возмущённо лопаться, остальные же сохраняли спокойствие.
– То есть она больше не бесится? – спросила Луна.
– Я бы так не сказала.
Она улыбнулась, продолжая стягивать остатки ленты.
Я откинулась на спинку дивана. И вот сестра вынула из обёртки скульптуру, явив на свет растение из железа, которому, как ни странно, очень обрадовалась:
– Ого, круто!
Знаю, о чём она думала: одни шипы.
С минуту я молчала, покусывая губу и наблюдая за тем, как она разглядывает цветок.
– Думаю, мама просто испугалась, – сказала я.
– Вот уж не подумала бы, – Луна подняла глаза. – Испугалась чего?
– Не знаю.
В голове вертелась масса причин, и мне было сложно остановиться на какой-то одной.
– Что ты не вернёшься в университет? Что ты закончишь так же, как она? Ну, или злится по поводу всего сразу.
– Я не закончу так же, как она, – ответила Луна, глядя мне прямо в глаза. Она сжала губы. – Да и какая разница, она же вроде счастлива?
Хм. Хороший вопрос. Мама счастлива? Трудно сказать. Она кажется счастливой, но иногда грустит, и я точно не знаю, отчего.
Я взяла в руки свой телефон и написала смс: «Мы хотим разобраться друг в друге, подбирая ключи и пароли. Но наше счастье бывает случайным, и мы забываем дать чувствам волю». Отправив его, я положила телефон обратно в сумку.
Луна крутила в руках цветок-шестерёнку, поглаживая пальцами гладкие места под лепестками. Она покачала головой.
– Надо же, и как они пустили тебя с ним в самолёт, – она поставила его на кофейный столик.
– Я думала о том же.
Я ткнула ногой скульптуру, и она, скрипя, проехала по деревянному столу.
– Зато, если потребуется, может сойти за оружие.
Луна улыбнулась, кивая.
– Буду иметь в виду, а то ещё как-нибудь палку перегнёшь.
Ближе к концу её выпускного класса мама подарила школе Сэйнт Клэр большую скульптуру. Тогда Луна попалась на пропуске занятий: как-то раз, выйдя из дома спозаранку, она отправилась в Торонто на концерт «The Weakerthans» («Это мог быть их последний концерт!» – оправдывалась она). Поэтому ей пришлось отсиживать своё наказание по полчаса каждое утро в маленьком кабинете под неустанным надзором сестры Розамунды. Так как она подвозила меня в школу, мне частенько приходилось сидеть там вместе с ней – не болтаться же без дела до начала уроков. В те тридцать минут мы делали нашу домашку, так что это сложно было назвать наказанием. По правде говоря, мне нравилось это: сидеть с Луной в тишине и строчить ручками в тетрадях. Когда сестра Розамунда поглядывала на нас, Луна улыбалась ей во весь рот. Честно говоря, я не думала, что сестра Розамунда вообще сердилась на нас, но мама всё же использовала это как повод втюхать своё железо.
Скульптура отдалённо напоминала солнечную систему: большой серебряный шар в центре, окружённый сферами поменьше на разном отдалении, и все они были привязаны к центру тонкими полосками стали. Она была настолько большой, что водители могли видеть её с дороги, хоть и не в мельчайших деталях. Оттуда они могли разглядеть только то, как нечто тонкое и блестящее парило над газоном. А чтобы рассмотреть её получше, надо было свернуть в извилистый подъезд к школе. За те несколько месяцев, что скульптура стояла там, кто-то так и сделал. Люди выходили из своих машин, чтобы какое-то время постоять на краю газона и понаблюдать за тем, как солнечный свет задерживался на каждом изгибе скульптуры. После чего они возвращались к своим машинам и уезжали.