Девчонка БЕСпредела

– Иначе больше не приедет, – резонно заметил хозяин хором.

– Ну, и черт с ней, – домоприобретатель не сдвинулся с места и вгрызся в баранью ляжку. Анжела обошлась собственными средствами и вскоре «нарисовалась» на пороге.

– О, Анжела Станиславовна! – сама не зная почему, Дашка назвала подругу так, как ее называл только Лежаков.

– А Анжела Станиславовна-то – тигрица! – глаза выронившего баранью ляжку Артема округлились от неподдельного восхищения. Все последующие такси он оплачивал исправно и с излишком. Звал он Анжелику на вы и исключительно Анжелой Станиславовной… Не повредило впечатлению даже то, что почти все семь тестов барышни последовательно провалили.

• Не прошло и десяти минут, как Анжела попросила у хозяина его футболку переодеться (тест на гигиену). Потом надела тапочки штатной ложкомойки (проверка на одомашенность).

• Собираясь домой, Дашка влезла в джип «тюленя», как комиссар советской армии в танк (тест подразумевал, что она грациозно «внесет» в салон пятую точку, а уже потом «добавит» ноги. Его братья откопали в справочнике по этикету для английских пансионерок, с коими в собственном техническом ПТУ ни разу не сталкивались).

• На еду подруги набросились, как голодные дети Уганды после переворота. В вышеописанном справочнике подразумевалось, что настоящая леди ест как птичка и не является «всеядной». В этом они оказались очень похожи с хозяином хором.

• До рынка, где настоящая женщина должна, подобно разведчику, выбрать из груды помоев САМЫЕ лучшие фрукты, слава богу, не дошло. Девушки с трудом отличали свежие огурцы от соленых, и на перспективные «должности» штатных ложкомоек не годились.

• Тест на длинные и изящные пальцы рук был единственным, который, благодаря генетике, Дарья прошла.

• Седьмое испытание, эротического характера, Анжелика-Анжела проходила в индивидуальном порядке, но позже. Там, как истинная леди, она должна была «пасть и отдаться» исключительно на хрустящих простынях, свалившихся с неба. «Девять с половиной недель» был любимым фильмом не только в семье Муштерманов. Анжелика плюхнулась «куда придется» и наутро очень удивилась, обнаружив вместо заявленного накрахмаленного шелкового великолепия, давно нестиранные, странно пахнущие куски полотна, назвать которые постельным бельем не поворачивался язык. В обыденной жизни несоответствия Артем не замечал и в прачечную, как и Лежаков, не спешил. Однако Анжелке минус за пункт поставил. Очевидно, простыни она должна была привезти с собой.

Фермер, как за глаза прозвали его подруги за любовь к природе и разведение хрюшек и баранов, был подтянутым и высоким мужчиной с вдумчивыми водянистыми глазами. Его мягкая размеренная речь доходила до сознания Анжелы откуда-то исподволь, минуя вопросы и щекотливые темы. Создавалось ощущение, что Фермер умен…

Первая близость, несмотря на Анжелины попытки процесс ускорить, произошла на классическом третьем свидании. В домике, заботливо подсунутом Олигархом. Про пенсионера Фермер знал, но верил в лучшее и со дня на день ждал переезда любимой.

Уезжая, Анжелика нацарапала на двери домика в Курочкино: «Анжела + Артем». Фермер умилился. Через пару дней он заехал к Дашке по старому адресу и обнаружил на двери лежаковской халупы схожее «уравнение»: «Анжела + Лежаков». Фермер удивился. Еще через несколько дней, завозя «переезжавшую» Анжелку на Хохлятский переулок, он столкнулся с аналогичным постулатом в новой интерпретации: «Анжела + Пенсионер». Фермер разозлился. Выпив, барышня любила оставлять «автографы».

Анжелика-Анжела струсила в самый последний момент. Так заманчиво прозвучало приглашение пенсионера в Европу, так страшно вдруг стало что-то менять, так испугалась она, что не сегодня, но завтра может стать больно… Что Артем уйдет, а она останется одна, без денег, против целого мира (вариант с работой барышней никогда не рассматривался). Вспомнились слезы, пролитые по Лежакову, и потерянный и жалкий взгляд Тубеленького в Крыму. Ненавидящие крики Григория по громкой связи, когда нарочито вежливая Эллочка пыталась узнать его мнение о Дашкином творчестве. Некогда милый и трогательный, почти мальчишка, он орал страшным голосом и грозился сжечь типографию. Люди любили, а потом предавали. Любили, а потом ненавидели. Рисковали и оставались ни с чем.

Накануне ее отъезда в Швейцарию наделенный почти женской, звериной интуицией Артем больше не называл Анжелику «котенком» и «своей девочкой», а, провожая ее до дверей, сказал, что им нужно друг от друга отдохнуть. Анжелка неловко солгала, что едет к бабуле в Севастополь.

Вернулась она десять дней спустя. Радости поездка не доставила. Близость с нелюбимым раздражала, не радовали ни шопинг, ни гигалитры залитого в себя алкоголя – попытка сбежать от собственной личности и удручающей реальности.

Больше Фермер не писал и не звонил. Анжелике оставалось «доить» пенсионера и надеяться… Со временем она даже перестала понимать, чего ей хочется больше: Фермера или жизни на ферме, так заманчиво расписанной Артемом.