– Да с чего она взяла?! – вспылила Вика. – Галь, перестань ты эту чепуху всем рассказывать!
– Да уж поверь мне, любая баба, даже такая, как твоя мать, быстро сообразит, когда у мужа другая женщина. – Галя, наконец, перестала мучить сигарету и закурила. – Полина сказала, что у них ничего не было к тому моменту уже год. Год без секса? Прости, тебе, наверное, не нужно об этом… а с другой стороны, ты уже взрослая девка, сама все должна понимать.
Я не знал, куда деваться, слушать это дальше было невозможно.
Я поднялся из-за стола, собираясь откланяться и улизнуть к Александру Львовичу, но тут Вика, белая как мел, с капельками пота на лбу, опередила меня – вылетела из кухни и бросилась на второй этаж.
– Но самого главного я еще не сказала. – Галя спокойно открыла вторую бутылку вина. – Ты садись, садись, – бросила она в мою сторону. – Вика-то давно в курсе, а вот тебе тоже будет полезно узнать правду.
Я сел, понимая, что Галя так просто не сдастся.
– Ее мать покончила с собой, – вдруг произнесла она и уставилась в свой бокал.
Должно быть, у меня глаза на лоб полезли, потому что Галина явно осталась довольна произведенным эффектом.
Подмигнув мне, она продолжила:
– Ну, а ты как думал? В общем, слушай сюда: Полинка приехала в тот день ко мне, рассказала про любовницу, значит. А потом напилась и села за руль. Я-то сама понятия не имела, что она за рулем приехала, думала, она на водителе.
– Ну и что это доказывает?
– Она была в депрессии, или как там это называется. Или что похуже – спятила с горя. Напилась, села за руль и поехала кататься,
Галя продолжала рассуждать, а я сидел, наполовину оглохший. Ощущения были как после плохого розыгрыша, когда непонятно, как реагировать, и чувство неловкости за другого становится сильнее с каждой минутой.
– Поэтому я и говорю: увози Вику, ты ее с детства любишь, она мне сама рассказывала. А Сашке ведь наплевать, что с ней будет, лишь бы была на глазах, ему плевать, что она здесь мужика нормального не встретит, детей не родит. Он ее тут держит, как Полинку держал. Мне от этого всего прямо жутко, аж в дрожь бросает. – Галя выразительно округлила глаза.
– Думаю, Вика достаточно взрослая, чтобы решить этот вопрос сама, – попытался возразить я.
Но Гале не нужен был ни собеседник, ни тем более оппонент. Она уже, кажется, снова была навеселе и, мечтательно глядя куда-то в потолок, вдруг сказала непонятное:
– Я в последнее время все время вспоминаю… когда мы были молодыми, бабка наша, знатная гадалка, сказала: «
Вика
Вика еле добежала до спальни, голова у нее кружилась от теплого спертого воздуха кухни, от сигаретного дыма, от вина.
Вика знала, что Галя обязательно затеет какой-то ужасный разговор. Это был ее конек, она как будто специально находила самые болезненные, самые мутные воспоминания и бесконечно подбрасывала их ей, как кости собаке.
Вике казалось, что, возможно, так тетка чувствует себя причастной к некоей драме, и это делает ее жизнь более осмысленной. А может, она просто была сукой…
В ванной, побрызгав на лицо ледяной водой, Вика легла ничком и прижалась щекой к холодному кафелю.
Когда Вика порой вспоминала, что матери нет и не будет, потому что она мертва, ей тут же приходило в голову, что эта смерть – не случайность, а мольба о покое. Побег от них с отцом. Таких кровожадных, таких страшных.
В такие моменты сердце казалось ей огромным шаром, наполненным адским гелием, способным к самовоспламенению. Спонтанное самовозгорание. Как бы не убиться и не убить.
Вика открыла бельевой ящик, где в стопках аккуратно разложенных, свежевыстиранных вещей лежали скрученные пары носков.
Вика пошарила и выудила из одного такого носка пакетик с травой. Скрутила косяк, от предвкушения рот наполнился слюной, затянулась острым, пробившим стенку легкого сладким дымом. Удар по сосудам, и внутри приятно занемело.
Нет завтра. Нет вчера.
Она взглянула на часы: надо же, провалялась в ванной больше часа. Все тело затекло, шея болела.
Кое-как размявшись, Вика доползла до кровати, но это не принесло облегчения. Не кровать, а прокрустово ложе. Ни минуты покоя, и как ни ляг – неудобно.
Было, конечно, стыдно, что пришлось вот так позорно сбежать, но, с другой стороны, это лучше, чем блевануть где-нибудь в столовой. Ужас, какой ужас… Когда же хоть кто-то встанет на ее сторону? Хоть кто-то ее защитит. Впрочем…