Держи марку! Делай деньги!

– Его все любят, господин Космо! Он просто разговаривает с ними, а они его любят! И он всерьез вознамерился избавиться от золота. Только представь! Где еще мы найдем истинную ценность? Он говорит, все это ради города, но мы же окажемся в руках политиков! Опять обман!

– Тебе сейчас не помешает немного бренди, – сказал Космо. – Ты говоришь чистую, как золото, правду, но нам-то что делать?

Бент помедлил. Шики ему не нравились. Они обвивали банк, словно плющ, но хотя бы не собирались ничего менять. Они хотя бы верили в золото. И безо всяких глупостей.

Для Маволио Бента слово «глупость» имело значение, которое многие сочли бы чересчур широким. Смех был глупостью. Театр, музыка и поэзия были глупостями. Одежда не черного и не серого цвета, и уж тем более неоднотонная, была глупостью. Изображения несуществующих вещей были глупостями (изображения существующих вещей были излишни). Основное состояние бытия было глупостью, и всеми фибрами нужно было стремиться к его преодолению.

Миссионеры самых строгих конфессий сочли бы Маволио Бента идеальной кандидатурой для обращения в свои религии, вот только религии были в высшей степени глупостью.

Цифры не были глупостью. Цифры связывали все воедино. И золото не было глупостью. Шики верили в счет и в золото. Господин фон Липвиг считал цифры игрушками, а золото – принарядившимся свинцом! Это было уже не просто глупостью, а возмутительным поведением – пороком, который Бент с корнем вырвал из своего сердца после долгих лет борьбы.

Он не мог здесь оставаться. Бент долгие годы поднимался по банковской карьерной лестнице, наступая на горло всем своим врожденным недостаткам, не для того, чтобы этот… человек превратил здесь все в цирк! Нет уж!

– Тот незнакомец снова приходил сегодня в банк, – проговорил он. – Очень странный тип. И он как будто узнал господина фон Липвига, но называл его Альбертом Стеклярсом. Говорил с ним так, как будто они давным-давно знакомы, и кажется, господина фон Липвига это раздосадовало. Зовут его Криббинс, по крайней мере, господин фон Липвиг так его назвал. Одет очень грязно, одежда старая. Он якобы стал праведником, но я сомневаюсь, что это так.

– Это показалось тебе странным?

– Нет, господин Космо…

– Зови меня просто Космо, Малкольм. К чему нам эти церемонии.

– О… хорошо, – сказал Маволио Бент. – Но нет, дело не в этом. Дело в его зубах. У него были вставные челюсти, и они шевелились и лязгали, когда он говорил, так что он шамкал.

– Ага, старого образца, на пружинах, – сказал Космо. – Замечательно. И фон Липвига это обеспокоило?

– О да. И что еще странно, он утверждал, что не знает этого человека, хотя сам назвал его по имени.

Космо усмехнулся:

– Да, очень странно. И человек ушел?

– Да, госпо… Космо, – сказал Бент. – И я сразу пришел к тебе.

– И очень правильно поступил, Мэттью! Если он снова объявится, попробуй проследить за ним и выяснить, где он остановился.

– Если получится, госпо… Космо.

– Умница! – Космо помог Бенту подняться, пожал ему руку, пританцовывая проводил его до двери, открыл ее и выдворил гостя за порог одним грациозным движением.

– Не задерживайся, господин Бент, тебя ждут в банке! – сказал он и закрыл за ним дверь. – Странное создание, не находишь, Стукпостук?

«Хотел бы я, чтобы он перестал, – подумал Досихпор. – Он что же, считает себя Витинари? Как называются эти рыбки, которые плавают рядом с акулами и стараются пригодиться, чтобы их не съели? Так вот и я, держусь рядом, потому что это намного безопаснее, чем отделиться».

– Как бы Витинари отыскал недавно прибывшего в город человека, одетого в отрепья, с плохими зубами, Стукпостук? – поинтересовался Космо.

«Пятьдесят долларов в месяц, и на всем готовом, – подумал Досихпор, выныривая из своего секундного океанического кошмара. – Не забывай об этом. А через несколько дней ты будешь свободен».

– Он воспользовался бы помощью Гильдии Попрошаек, сэр, – ответил он.

– Ах, разумеется. Займись этим.

– Будут расходы, сэр.

– Да, Стукпостук, я отдаю в этом отчет. Всегда требуются расходы. Что по второму вопросу?

– Скоро, сэр, скоро. Это работа не для Крэнберри, сэр. Мне приходится давать взятки на самых верхах. – Досихпор откашлялся. – Молчание дорогого стоит…

Мокриц молча проводил Дору Гаю до университета. Самое главное, что никто не умер и ничто не разбилось.

Словно придя к некоему умозаключению после тщательного раздумья, Дора Гая вдруг сказала:

– Я, между прочим, сама некоторое время работала в банке, и там редко нападали с ножом.

– Извини, забыл предупредить. Я же успел тебя оттолкнуть.

– Не скрою, то, как ты швырнул меня на пол, вскружило мне голову.

– Слушай, мне правда очень жаль! Эймсбери тоже! Ты мне расскажешь, наконец, что тут происходит? Вы нашли четырех големов, так? Вы привезли их с собой?