– Ах да, третья итерация, – подхватил Думминг. – В те дни не было особой возможности продвинуться дальше. Теперь-то мы освоили контролируемую рекурсию и целевое свертывание, что благополучно сокращает побочное ящикообразование на тринадцать сотых процента. Это в двенадцать раз лучше, чем в прошлом году!
– Замечательно! – сказал Мокриц, чувствуя, что должен сделать хотя бы это.
– Госпожа Ласска желает снова взглянуть на вещицу? – Думминг понизил голос. Дора Гая все еще смотрела в пространство.
– Думаю, да, – ответил за нее Мокриц. – Она большая любительница големов.
– Мы как раз собирались сворачиваться на сегодня, – сказал Думминг. – Можем заодно и ступню прихватить.
Он взял со скамьи большой мегафон и поднес ко рту.
– ШКАФ ЗАКРЫВАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ТРИ МИНУТЫ, ГОСПОДА. ВСЕМ ИССЛЕДОВАТЕЛЯМ ПРОЙТИ В БЕЗОПАСНУЮ ЗОНУ. А НЕ ТО ПЕНЯЙТЕ НА СЕБЯ.
– Пеняйте на себя? – переспросил Мокриц, когда Думминг опустил мегафон.
– Пару лет назад кто-то проигнорировал предупреждение, Шкаф свернулся, и он, ну, в общем, временно стал любопытной вещицей.
– Он что, оказался в четырнадцатидюймовом ящике? – ужаснулся Мокриц.
– В основном. И мы будем очень признательны, если вы никому не будете рассказывать про Шкаф, пожалуйста. Мы, как нам кажется, знаем, как им пользоваться, но, может быть, это совсем не то, что задумывалось. Мы не знаем, зачем он нужен, как ты выразился, и кто его построил, и корректна ли вообще такая постановка вопроса. Ни один предмет внутри Шкафа площадью не превышает четырнадцати квадратных дюймов, и мы не знаем, почему и кто решает, что эти вещицы любопытные, и мы уж точно понятия не имеем, почему Шкаф не содержит ничего розового. Ужасно неловкая ситуация. Надеюсь, ты умеешь хранить секреты, господин фон Липвиг?
– Ты даже не представляешь.
– Да? Почему?
– Некорректная постановка вопроса.
– Хотите, я расскажу вам кое-что важное о Шкафе? – встрепенулась Дора Гая. – Можно сказать наверняка, что он не предназначался для маленькой девочки в возрасте от четырех до, скажем, одиннадцати лет и не был сделан этой девочкой.
– Откуда нам это известно?
– Нет розового. Можете мне поверить. Никакая девочка в этой возрастной категории не обошлась бы без розового.
– Это точно? Прекрасно! – Думминг сделал пометку на своем планшете. – Это действительно ценная информация. Теперь можно идти за ступней, никто не против?
Волшебники с метлами уже приземлились. Думминг Тупс прочистил горло и взялся за мегафон.
– ВСЕ СПУСТИЛИСЬ? ХОРОШО. ГЕКС, БУДЬ ЛЮБЕЗЕН, СКЛАДЫВАЙ, ПОЖАЛУЙСТА!
Сначала все было тихо, а потом издали, откуда-то из-под потолка, донесся клацающий звук. Будто боги тасовали деревянные игральные карты и каждая была с милю.
– Гекс – наш думательный аппарат, – пояснил Думминг. – Без него мы вряд ли вообще изучили бы Шкаф.
Звуки становились все чаще и громче.
– У вас могут заболеть уши, – предупредил Думминг громко. – Гекс пытается контролировать скорость, но требуется время, чтобы вентиляторы нагнали воздух обратно в помещение. ГРОМКОСТЬ ШКАФА ОЧЕНЬ БЫСТРО МЕНЯЕТСЯ, САМИ ВИДИТЕ.
Его крик перекрыло грохотом тысяч обрушившихся ящиков. Они захлопывались сами собой со скоростью, слишком быстрой для человеческого глаза, в то время как вся конструкция съеживалась, закрывалась и сворачивалась сначала до размеров дома, потом – сарая, пока наконец в середине огромного пространства – а может быть, времени – не остался лишь маленький полированный комод примерно в полтора фута шириной на четырех красивых резных ножках.
Дверцы Шкафа с щелчком захлопнулись.
– Медленно раскрыться до образца номер тысяча сто девять, – произнес Думминг в звенящей тишине.
Дверца открылась. Из нее выехал глубокий ящик.
Он ехал и ехал.
– Следуйте за мной, – сказал Думминг, направившись к Шкафу. – Это относительно безопасно.
– Хм… ящик под сто ярдов длиной только что открылся из коробки в четырнадцать квадратных дюймов, – сказал Мокриц вслух на тот случай, если только он один это видел.
– Да. Так это и бывает, – сказал Думминг, в то время как ящик втянулся обратно примерно наполовину. Мокриц заметил, что его торец тоже состоял из ящичков. Ящики открывались… из ящиков. Конечно, рассудил Мокриц, неправильно было думать так об одиннадцатимерном пространстве.
– Это как головоломка «пятнашки», – сказала Дора Гая. – Только здесь больше направлений.
– Очень живописная аналогия, которая прекрасно способствует пониманию происходящего, являясь, строго говоря, абсолютно и категорически неверной, – сказал Думминг.
Дора Гая прищурилась. Уже десять минут, как она не выкурила ни одной сигареты.
Длинный ящик вытолкнул еще один ящик, перпендикулярно себе. По сторонам его теснились… да, новые ящики. Один из них медленно открылся.
Мокриц осмелился постучать по дереву, которое казалось самым обычным. Оно издало самый обычный звук.
– Стоит ли мне волноваться оттого, что я только что видел ящик, возникший из другого ящика? – поинтересовался он.
– Нет, – ответил Думминг Тупс. – Шкаф старается найти четырехмерный смысл в том, что происходит в одиннадцати или, во всяком случае, в десяти измерениях.