Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Они спустились, осторожно ступая по раскисшим земляным ступеням. У подножья холма Даргед резко свернул влево.

— Мы не пойдём через деревню — пояснил он — Незачем тревожить хозяев.

Гиалиец отчётливо помнил местность, увиденную от Дома Ветров, и теперь уверенно шёл по траве, оставляя солнце по левую руку. Вскоре они пересекут дорогу, ведущую в столицу гунворгов. За дорогой начнётся степь с редкими рощами. День, другой по степи — и гунворгские земли кончатся. Ещё несколько дней, и позади останутся последние селения агэнаяров, платящих дань гунворгам.

Даргед неподвижно стоял, прислонившись спиной к дереву, и вглядывался в дорогу и пространство за ней. Уши его улавливали малейший звук, выделяющийся из дремотного покоя весеннего утра. Разум гиалийца напряжённо искал присутствие людей. Трудно ожидать, что в столь ранний час кто-то встретится им на пути, но мало ли что…

Мысли трупоеда, идущего по дороге, встреч солнцу, Даргед уловил неожиданно, как всегда бывает, когда не знаешь: кого и где искать. Кажется, кому-то понадобилось отправиться из дому ни свет, ни заря. Гиалиец вслушивался, пытаясь понять, приближается трупоед или наоборот. Вроде бы мысли становились "громче". Точно, трупоед приближается.

А вот и сам он показался из-за поворота. Еще несколько минут, и дикарь поравнялся с притаившимся гиалийцем. Даргед не особо удивился, узнав Вейяхора, сына Бардэхора.

"Утро доброе!" — крикнул он, отделяясь от шершавого ствола — "Куда путь держим?"

Вейяхор затравленно посмотрел на гиалийца. Они встретились глазами, и Даргед всё понял: что трупоед подслушивал вчера их разговор со служителем Четырёх, что теперь спешит ко двору Дандадина Гунворгского, дабы сообщить о появлении лумарга и опозорившей свой род дочери Великого Князя. Ещё минуту назад старик был полон радужных мыслей о двух десятках золотых эсхорской чеканки, которые дин заплатит ему за сведения о колдуне. Теперь не осталось ничего кроме ужаса при виде этого самого колдуна, которого он собирался продать.

Вейяхор потянулся к висящему на поясе кинжалу, не отводя затравленных глаз от лица лумарга. Лучше бы ты, трупоед, этого не делал.

Гиалиец небрежно погладил рукоять метательного ножа. Обманчиво лёгкое и скупое движение кистью от бедра — и в горле трупоеда торчит нож, и по коричневой старческой коже медленно течёт темная кровь. Всё как вчера ему представилось. Может статься, в Даргеде пропал Видящий, тот, кто способен прорывать своим разумом пелену будущего и прошлого.

Убийца встретился последний раз глазами со своей жертвой. Не стоило этого делать… Предсмертная агония трупоеда и его ужас пронзили мозг Даргеда нестерпимой болью, сквозь которую, тем не менее, прорвалась одна единственная мысль умирающего: внуки, родная кровь, что с ними станется… В памяти гиалийца вплыли настороженные голубые глаза белобрысых пацанов вчера на поле. На душе стало ещё гаже.

Дандальви за спиной сдавленно вскрикнула. Даргед повернул к ней лицо. Слова, готовые сорваться с языка дочери ард-дина, там и остались. "Помоги спрятать труп" — буднично сказал он и пошёл к убитому. Девушка послушно двинулась за гиалийцем.

Привычным движением Даргед вырвал нож из горла и отёр лезвие о рубаху убитого. Кровь потекла сильнее, густо уливая суглинок дороги. Глупый трупоед, ну зачем он потянулся за ножом. Разминулись бы. Изгой с Дандальви ушли бы своей дорогой, а старик — своей. Получил бы причитающиеся ему два десятка серебряных эсхорской чеканки и вернулся через пару дней к внукам.

"Глупый Исключённый Из Перечня Живых" — ответил сам себе гиалиец — "Не вышел бы ты на дорогу, трупоед бы протопал мимо".

Обхватив тело под мышки, гиалиец поволок его в сторону придорожных кустов. Дандальви вертелась рядом, делая попытки помочь, сводящиеся к робким прикасаниям к покойнику. Гиалиец недовольно смотрел на темную полосу, тянущуюся следом за ними. Дотащив Вейяхора до края кустов, бросил тело средь ломких ветвей прошлогодней малины. "Пойдём" — сказал он — "Все следы всё равно не спрячешь. Будем надеяться, что прежде чем покойника обнаружат, мы успеем оказаться достаточно далеко".

— Ты убил старика — нарушила молчание Дандальви, когда от места убийства отделяло их не менее десяти харилей пологих холмов.

— Да — ответил Даргед — Иначе бы он убил меня. Или тебя. И вообще, он шёл продавать нас за два десятка эсхорских монет местному князю.

— Ты убил агана.

— Как будто раньше аганов я не убивал. И не только аганов — гиалиец хранил спокойствие — Я убил семерых своих соплеменников, я перебил кучу талдфаганов в позапрошлом году, я убил ещё четырех десять дней назад, когда выбирался из дворца, наконец, от моего меча погибло немало агэнаяров, когда я спасал тебя.

— Тогда ты защищался.

— Сейчас я тоже защищался.

Спор сам собой угас.

Дандальви была на грани истерики, Даргед приготовился уже привести её в чувство парой оплеух. Но этого не понадобилось.