Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Усадив Даргеда по правую руку от себя, ард-дин произнёс: "Дорогие мои гости и верные слуги. Я подымаю этот кубок за моего гостя, Даговорга из племени малых радзаганов, который доказал сегодня в очередной раз, что нет народа, равного сыновьям Рула во всём мире".

Все последовали примеру своего вождя и подняли наполненные эсхорским вином кубки. Аганам льстило, что чужак, спасший княжну, — одного с ними корня, не то, что этот полукровка Нардхор. Хорошо, что какого-то сына бывшего раба опередил потомок Восточного Ветра.

Кубок следовал за кубком. Пили за хозяина дома, за его сыновей: здоровяки Кувандас и Варилун надменно принимали славословия в свой адрес. Не преминули воздать должное дочери ард-дина, которая, сидя напротив гиалийца, пыталась поймать его взгляд. Даргед старательно избегал встречаться с ней глазами, памятуя, сколь часто у трупоедов слишком явное внимание гостей к хозяйке дома приводило к ссорам и даже смертоубийству.

Молодой красавец Андахор, сын Андадаса, бросая откровенные взоры на Дандальви, произнёс длинную речь, восхвалявшую кроме несравненной красоты дочери Бардэдаса её бесстрашие, толкавшее на путешествия в одиночку. Благодаря чему она встретилась с таким доблестным воином, как сегодняшний гость этого дома, и благодаря чему узнали его все присутствующие в этом зале. Речь Андахора, окончившуюся столь неожиданно, все приветствовали радостным звоном кубков.

— А что это ты, Даговорг, не ешь мяса? — поинтересовался вдруг Гван, зорко наблюдавший за каждым движением того, кто перешёл дорогу его сыну (старый слуга двух динов не был в курсе замысла Нардхора, но прекрасно понимал, что не появись этот бродяга, слава спасителя дочери Великого Князя досталась бы сыну).

— Я дал обет Иссушающему, что не прикоснусь к мясной пище, пока не исполню обещанного ему — ответил гиалиец.

— А что ты пообещал совершить? — спросил Андахор.

— Это тайна, которую я никому не должен говорить, ибо Тасхор может поразить меня молнией — уклонился от прямого ответа Даргед.

— Лучше поклоняйся Четырём Братьям и Проклятому, Даговорг — вмешался в разговор Верховный Жрец Четырёх Видар, перегибаясь через стол к Даргеду — Я, как главный их слуга обещаю тебе их покровительство.

— Не знаю, как отнесётся Иссушающий к отступившемуся от него — покачал гиалиец головой.

— Чего тебе бояться какого-то Чёрного Бога, когда тебя будет защищать мощь Ветров! — крикнул Видар, неловким движением руки опрокидывая блюдо с варёной рыбой на колени Келенгасу-менестрелю. Тот страдальчески скривился, ибо жаль было новой одежды, подаренной на днях ард-дином, но говорить что-либо могущественному жрецу не рискнул.

— О могуществе Четырёх поговорим, мудрый жрец, завтра — предложил гиалиец, не желая ввязываться в диспут о вере, особенно при почитающих Иссушающего рабах-агэнаярах: он неплохо знал эсхорский культ Иссушающего и Кровопийцы, но религиозные представления эсхорцев могли отличаться от таковых у обитателей северных степей, что сразу же вызвало бы среди аганов, не разбирающихся в чужой вере, ненужные кривотолки. А чужаку не следует возбуждать в хозяевах подозрительность.

— Хорошо — согласился жрец — Завтра после полудня я жду тебя на вершине Кургана Четырёх.

— Ещё чего — властно прогремел голос Бардэдаса — Завтра мы едем охотиться.

— Тогда послезавтра — поправился Видар.

Пир продолжался своим чередом — дочь ард-дина, как и положено порядочной девушке, незаметно удалилась в сопровождении своры прислужниц, оставив хмелеющих мужчин напиваться дальше. Впервые она пожалела об этом — так хотелось остаться сидеть на продавленной подушке, подложенной заботливой служанкой, и ловить взгляд непонятного цвета глаз Даговорга.

В своих покоях Дандальви накричала на служанку, которая слишком медленно исполняла её приказания. "С завтрашнего дня ты отправишься на скотный двор, тварь!" — в гневе она швырнула в служанку бронзовое зеркало. Девушка едва успела увернуться и скрылась, дрожа, подальше с глаз госпожи, обычно такой ласковой. А дочери ард-дина хотелось плакать.

4

Аганы растянулись длинной цепью, медленно двигаясь в сторону Серебрянки. Антилопы испуганными стайками неслись прочь. Загонщики пронзительно вопили что-то нечленораздельное и били в охотничьи барабаны. До речных обрывов оставалось харилей пятнадцать. Дичь попадалась всё чаще: дикие быки и коровы с телятами, антилопы и лошади, волки и степные коты, зайцы и лисы.

В общем, охота благородных аганских мужей мало чем отличалась от облав, устраивавшихся прежними насельниками этих мест — длинной пешей цепью охотники прочёсывали степь, сгоняя всё живое в сторону обрывов. Единственное отличие: агэнаяры гнали добычу вперёд, пока та не падала в пропасть, аганы же предпочитали потешить себя, погонять свою кровь, насадить на копьё быка поматёрее.