Деревянные пятачки

— Ну, хватит, заведешь тоже. Чего зря месить!

На этом и разговору конец. Это теперь. А раньше и руку подымал, а на другой день каялся. Один раз на коленях стоял, когда хотела развестись. Плакал. Простила. А через неделю снова налился винищем. И все пьет и пьет. Неужели Паша, когда-то милый Пашка, сопьется вконец? Лечился, не помогло. Правда, держался три месяца, а потом запил с новой силой.

Я поглядела на часы — было еще только начало пятого. И за окном все так же темно и так же тихо. Только слышалось, как за стеной, в другой квартире, плакал ребенок. И это тоже отгоняло сон. Кому-кому как не мне знать, что такое детский плач ночью. Троих вырастила. Теперь они, как готовая продукция, чистенькие, отделанные, с какой стороны ни подойди, а были и сопливые, и хворые, и в слезах, и в пачкулях. Сколько одних пеленок перестирала! Только мать это знает... Ну, куда было торопиться Люсе с замужеством? Еще и в институт не поступила, а уже выскочила. И года не прошло, уже ребенок... Надо бы поехать к ней, как она там...

Многое переберешь в голове в такую нескладную ночь, как эта. Но все же заснула, а очнулась, когда в окнах уже забелел рассвет. Павел лежал как распятый, раскинув руки. Храпел, широко открыв рот. От его постели несло перегаром табака и водки. Не знаю, как я раньше не замечала этой вони, когда спала с ним вместе. А теперь не могу, всю воротит. Ах, Пашка, Пашка, так хорошо мечталось, когда мы начинали с тобой жить. Помню, прибежали из загса веселые, хохочем и сами не знаем чего. Отец и мама смотрят на меня и качают головой. Дескать, какая я жена. А мне и самой смешно — «жена», слово-то какое занятное! А он — «муж». «Муж мой, Пашка, ведь ты муж мой! А я жена твоя, Пашка!» — шептала я ему на свадьбе. И думалось, конца счастью нет и не будет. Вот так и пойдет жизнь с этого дня, веселая, светлая, радостная. И может, и пошла бы, если б не война. Ох как много она убила в его сердце! Завидовали мне, что Пашка вернулся. Но никто не знал, каким он вернулся. А он весь истаскался там, пока воевал. Научился такому, что мне и сейчас вспомнить стыдно. И нехороша ему стала. И сорочка грубой показалась. А где взять шелковую, до нее ли было в войну?

Ох эти мужики-мужья. Послушаешь другой раз подружек — оторопь берет. Будто не на равных мы с мужьями начинали жизнь, будто подписку давали на унижение свое. Ведь не было же этого, так почему же подминают они своих жен? Чем таким не угождаем им? Пьяных спать укладываем, грязных обстираем, голодных накормим, усталых пожалеем, и все никак не угодить. Все чего-то им не так. Ну, что надо Павлу? Семья хорошая, ребята один к одному, уважительные, толковые. Витька скоро инженером будет. Гриша после армии закончит институт. Люся учится. В какой семье чтобы из троих трое получили высшее образование? А он все не рад. И добро бы сам содействовал их учебе, куда там, только мешал. Пил да пропивал, да шумел, а на меня все заботы взвалил. А я что, свободная, что ли? Сложа ручки сижу? Как бы не так, и в войну, и после войны на работе, да на какой! Входишь в цех, так и обдаст гарью, будто асфальтируют, и во рту горечь. Потом уж привыкнешь, не замечаешь. По вредности на первой категории стоим. Резина. На пенсию в пятьдесят лет выходят. Только мне не положено. Диспетчером стала работать, за перегородку посадили. Будто не тем же воздухом дышу. А все потому, что технический персонал. «А не уходи с конвейера, не уходи!» — смеялись товарки. Теперь еще дальше ушла, стала начальником смены. Училась. Курсы мастеров кончила на «отлично». Пока училась, Пашка еще сильнее стал пить. Да новую моду завел: как получит зарплату, так тут же и заявляет, что отделяется, будет жить один, хватит с него жилы тянуть! И за три-четыре дня всю получку просадит, а потом сидит на кухне голодный. И зло на него и жаль: я не накормлю — никто не накормит. «Иди, Паша, поешь...» — «А что у тебя там?» — «Суп мясной. Котлеты картофельные». — «Вообще-то, не очень охота. Ну да ладно».

А чего уж там неохота... Ешь, да не торопись. До чего дошел. И вот все стараюсь понять, почему у него такая неустроенная жизнь? Сказать, чтобы ему было тяжелее, чем мне, — не скажу. Я ведь что, мне и на завод надо, и дома управиться: обед приготовить, обстирать, прибрать. И Люсе надо помочь. Учится, до хозяйства ли ей. А ему что, пришел с завода, поел и «козла» пошел забивать. Ну, а там уж, как заведено у них, наскребут на красное или на пиво. А как начали, так и пошло. И слова не скажи, злой стал. Все водка...