Игорь Николаевич послушался. И тут же ухватился за борт лодки. Началась качка. Лодка отошла от острова, и ее тут же подкинуло. С разгону волна налетела на лодку, тряхнула ее и выплеснула на днище ведро воды. Правый рукав у Макарова стал мокрым. Макаров покосился на волны и выровнял лодку. Теперь уже волны не наталкивались на борт, они только скользили по нему от удара по носу. Так шли около получаса. Остров уже давно скрылся. И теперь, куда бы ни смотрел Игорь Николаевич, всюду была серая непробиваемая завеса. Лодку опять стало качать, опять налетела на нее бортовая волна. Снова на днище выплеснуло с ведро воды. Игорь Николаевич быстро взглянул на Макарова. Тот сидел, низко опустив голову. Он был весь мокрый. По вертикальным морщинам, как по желобам, стекала вода. И тут впервые напал страх, и Игорю Николаевичу стало совершенно ясно, что если только лодка опрокинется, то кричи не кричи — никто не услышит.
— Послушайте, на кой черт мы поехали? Надо было переждать!
Макаров ничего не ответил, даже не посмотрел на него. Все так же сидел, низко опустив голову.
— Вы что, не слышите?
Теперь Макаров медленно поднял голову, посмотрел на него, но все равно не ответил. «Странно», — подумал Игорь Николаевич и тут же заметил:
— А куда же исчезли чайки, утки? Почему никого нет? Прячутся. Даже им опасно быть на открытом. А нас черт понес в такой...
Но что «в такой», он не успел досказать: сверху наискось, как изломанный, метнулся тонкокрылый «рыболов» и тут же пропал. «Какой бешеный ветер!» Снова волна перехлестнула через борт. Но теперь уже нельзя было заметить, потемнел или нет рукав у Макарова, хотя его и окатило волной. «Это потому, что уже смеркается», — решил Игорь Николаевич и оглянулся. По-прежнему ничего не было видно. «Куда же мы плывем?»
— Послушайте, куда же мы плывем? — сердито спросил он Макарова.
— Домой.
— Но ведь нет же никаких ориентиров!
— А ветер? Садитесь на мое место.
«Переходить, меняться местами в лодке при такой погоде? Это по меньшей мере неосторожно», — хотел сказать Игорь Николаевич, но не сказал, потому что Макаров уже шел к нему.
— Ну, быстрей, быстрей, — сказал он‚— пока не развернуло.
А лодку уже разворачивало.
Игорь Николаевич, качаясь, пробежал вперед, сел и ухватился за весла. До этого дождь бил его в спину, теперь начал хлестать в лицо. Грести было трудно. То одно, то другое весло зарывалось в воду.
— Э, да вы грести не умеете! — беззлобно сказал Макаров. — Давайте по местам! — и твердо, как по земле, прошел к средней банке.
— Осторожно! — крикнул Игорь Николаевич, цепляясь руками за борт.
Макаров сел и начал грести. Дождь лил ему в лицо. Лодку качало. Опять била бортовая волна. Всплески перепадали на днище. В ведре рыба уснула. Только одна плотвица, забившаяся под мостки, шевелила хвостом. Ей воды хватало.
— Далеко еще?
Макаров не ответил.
— Почему вы молчите?
Он опять ничего не ответил. Темнело. Теперь уже заметно было, как чернеет вода, как ниже продвинулось к Ладоге небо. Конечно, о солнце нечего было и думать, оно уже закатилось, но и заката не видно: все закрыли облака. Но куда они плывут? Вполне возможно, что и в Ладогу! Тут еще некстати вспомнилось, что ее глубина достигает ста метров...
— Послушайте, вы уверены, что мы правильно плывем?
— Скоро маячок засветит. Проверимся.
Теперь Игорь Николаевич с нетерпением стал ждать сигналов с берега. Но, как назло, темнеть перестало. Это верховой ветер разорвал облака, и на озеро пролился слабый свет. И дождь перестал. Только ветер стал еще сильнее. Он не то чтобы гнал, а прямо-таки подстегивал волны, и они неслись, потряхивая белыми шапками, как все равно какие-то горцы. Стало холодно. Облака снова сомкнулись. Теперь уже начало темнеть быстро. И как только стемнело, правее лодки мигнул красный огонек.
— Вон он, вон! — закричал Игорь Николаевич. — Правей надо, правей!
Он схватил весло и стал направлять нос лодки на огонек. И только выровнял, как тут же волной окатило по всему борту и лодка накренилась так, что другой борт чуть не черпнул воды.
— Положи весло! — впервые крикнул Макаров.
Игорь Николаевич послушно положил. Нос лодки опять отвернулся от маяка. Теперь два страха толкались в сердце: один был рожден тем, как лодка чуть было не опрокинулась, другой — уходящим все правее огоньком маяка. И какой страх был сильнее, понять было невозможно.