Игорь Николаевич не знал его, но надеялся, что кто-нибудь из местных возьмется довести его до островов. В конце концов в деньгах всегда можно сойтись. Но Макаров о деньгах и слышать не захотел. Ему самому уже давно хотелось побывать в островах, да как-то недосуг, а тут случай хороший, и согласился, наказав Анне собрать ему хлеба и лука с солью.
И вот они в лодке. Макаров гребет, Игорь Николаевич рулит. Он держит весло и смотрит по сторонам. Видимость отличная. Острова прямо-таки покоятся на воде. За кормой тихо журчит вода. Ни ветерка, ни шелеста. И на небе ни тучки. Нет, это не совсем так: над головой ни тучки, а в левом углу что-то мглистое. Но лучше не думать о неприятном... А Ладога хороша! Гладкая голубизна. Только изредка покажется круглая, как в скафандре, голова тюленя или всплеснет, выйдя на солнце, стая лещей, а то просвистят над головой утки. Немного утомляет солнце. Оно отражается от воды, и приходится все время жмуриться. И Игорь Николаевич жмурится. Жмурится еще и потому, что хочется спать. Вода за кормой журчит и журчит, журчит и журчит. Макаров гребет и гребет, гребет и гребет. А вода журчит и журчит... И он уснул, предварительно закрепив весло курсом на острова. И, как показалось ему, тут же проснулся. Но, видимо, прошло около, часа, не меньше, потому что все небо было затянуто тучей, из которой падал крупный холодный дождь. По Ладоге шла волна. Острова были рядом, еще каких-нибудь сто ударов веслами — и путь окончен. Макаров как сидел полусогнувшись, так и продолжал сидеть и греб не по-спортивному — откидываясь всем телом, а по-рыбачьи — одними руками.
— Устали? — чувствуя некоторую вину перед ним, спросил Игорь Николаевич.
— От такого уставать нам не полагается...
Дождь пошел крупнее. Ветер подул с силой, подталкивая лодку, и они быстро, как на парусе, вошли в проток и ткнулись в берег. Выскочили из лодки, спрятались под приземистой елью. Дождь с нее стекал, как с капустных листьев. Стоять под ней было хорошо. В протоке пузырилась вода, в сером тумане терялась Ладога, а под елью было сухо, как под крышей.
Но стоять и пережидать — дело скучное, и ладно, что, кроме снастей на щук, Макаров захватил удочки, к тому же в лодке оказалась консервная банка. На ее дне, сбившись в кучку, лежали черви. От нечего делать, пережидая дождь, закинули удочки. И сразу же поплавки скрылись. Макаров вытащил крупную плотвицу, На полкилограмма — не меньше. Такую же выхватил Игорь Николаевич. И началось! Не успевали они забрасывать удочки, как поплавки тут же тонули, и в воздухе сверкали рыбины. Игорь Николаевич удивлялся, торопился и от этого ловил хуже, чем Макаров. Макаров же спокойно поправлял толстыми, плохо сгибающимися пальцами червя, плевал на него, забрасывал и тут же вытаскивал рыбину, опускал ее в оцинкованное ведро, где уже прыгало и металось более полутора десятка плотвиц. Игорь Николаевич косил на них глазом и досадовал, что не догадался предупредить Макарова, чтобы он клал свою рыбу отдельно. Теперь попробуй разберись, где его, а где чужая. Так они ловили до тех пор, пока были черви. Даже на кожицу, на объедки хватала плотва. Наверное, ветер загнал в проток с Ладоги большой косяк. Только этим и можно объяснить такой сумасшедший клев. Но кончились черви. Поплавки лежали неподвижно. Игорь Николаевич стал рыться под елью, отдирая мох, вороша тонкий слой слежалых иголок.
— Тут червей не бывает, — сказал Макаров, поглядывая на Ладогу.
Дождь перестал. Но ветер усилился. Теперь уже по всему простору с равномерными накатами одна за другой шли тяжелые волны, потряхивая белыми шапками. Макаров окинул взглядом мглистый простор, прислушался к глухому шуму воды. Снова пошел дождь. С ветром. И все помутнело. Только хорошо, четко был виден небольшой круг взъерошенной воды. А за ним мгла, и оттуда беспрерывно накатывались в этот круг волны, качали лодку и шлепали по берегу.
— Надо обратно, — сказал Макаров.
— А может, переждем?
— Ждать придется до утра, не меньше. Поехали.
Игорь Николаевич, опасливо поглядывая на волны, достал из рюкзака плащ, накинул капюшон и сел на корму. Того берега, куда надо было плыть, не было видно. Да и никакого берега не было видно, и Игорь Николаевич не знал, куда править.
— Положите весло. Я один управлюсь.