Деревянные пятачки

— А зачем я пойду, если ящик на калитке? — говорит Рая, а сама уже смеется. Хотя и понимает, что надо бы построже быть, посерьезнее, но ничего не может сделать со своими губами, они так и ползут в стороны, обнажая белые, ровные зубы.

— Поглядеть, как живу, — говорит полковник в отставке, не отрывая своего взгляда от ее смеющихся глаз, и чувствует, как ему становится мало воздуха.

— А хозяйка? — лукаво говорит Рая и сама на себя ужасается: так ли надо бы отвечать, это ли говорить! При чем тут хозяйка-то? Уходить надо! Передернуть плечом и уйти, чтобы не понимал плохо о ней.

— А ее нет.

Ах вот почему он приглашает ее в дом! Значит, хозяйки нет, и он теперь осмелел. А зачем ей дом его глядеть? Покупает она его, что ли?

— А где же она? — вместо того, чтобы что другое сказать, спрашивает Рая и слышит, как с неба доносятся трубные голоса больших птиц. В них нетерпеливое томление по самой высшей черте жизни, ради чего живет все живое.

— К сестре вчера уехала. На Урал.

— А вы чего же? — говорит Рая и чувствует, как с каждым словом, как бы по ступеням, спускается все ниже. А сверху еще призывнее трубные звуки. И вдруг над самой головой зашипел скворец, раздувая на шее перья.

— Чего «чего же»?

— Вы чего не уехали?

— А зачем мне уезжать? Идем покажу, как живу...

И он идет, прямой, осадистый, с короткой шеей, и она покорно идет за ним, разглядывая его сильную шею и прочно посаженную на нее круглую голову с розовой проплешиной.

— Вот здесь и живу, — сказал он, показывая светлую, в пять узких окон столовую, из которой видно во все стороны извилистую реку. — А вот здесь мой кабинет. — Когда он говорил слово «кабинет», то голос у него стал хриплым.

В кабинете был стол, кресло, маленький столик, будто игрушечный, и широкий диван с порыжевшей кожей. И полка с газетами и журналами.

— Садись, — сказал полковник и откашлялся, приложив руку к горлу. — Я сейчас.

Он ушел. А Рая села на диван и осмотрелась, зная, что все дальнейшее с этим полковником будет зависеть только от нее, — захочет, и ничего не будет, захочет, и...

Вошел полковник. В одной руке он держал вазочку с конфетами, а в другой — бутылку портвейна.

Рая хотела спросить: «Зачем это?» — но не спросила, сказала совсем другое:

— Хорошо здесь у вас...

— Понравилось? — сказал полковник в отставке и придвинул к ней маленький столик, на который и определил бутылку и вазочку. Затем он принес две рюмки и наполнил каждую до краев.

— Ну-ка, давай, Раечка!

— А мне нельзя, — сказала она. — Я на работе.

— Ты не шофер. ГАИ проверять не будет.

Она засмеялась, выпила терпкое сладкое вино и помахала пальцами у рта, а потом взяла конфетку, аккуратно развернула ее и чуть откусила.

Полковник выпил свою рюмку и закурил.

— На фронте была у меня одна похожая на тебя.

Рая взглянула на него и опустила глаза. Вспомнила Максима, и словно холодом потянуло из погреба. Полковник помолчал, как бы почувствовал этот холод, и, не зная, что сказать, чтобы приблизить к себе молодую женщину, взял ее за руку. Она потянула руку к себе, но полковник сжал крепче. И тогда Рая засмеялась и игриво поглядела на полковника, и он захохотал. После этого все стало просто и легко.

— Жена приедет недели через две, не раньше. Так что заходи, — сказал полковник, провожая Раю до калитки.

— Ладно. Сегодня прийти?

— Сегодня? Нет, сегодня не надо. Лучше завтра.

— Ладно, — послушно сказала она и побежала разносить почту дальше.

Она приходила к нему днем, так было «легальнее», говорил он, и, побыв недолго, уходила. Но с каждым разом все больше привязывалась к полковнику, находила в нем то, чего, пожалуй, и не было, и от этого полковник начинал тревожиться. Он категорически был против романа с какими бы то ни было осложнениями. А Рая, словно забыв о том, что она мать, что ей уже скоро три десятка лет, бежала к полковнику как молоденькая, потерявшая от увлечения голову девчонка, выжидала его за кустом, если в саду находилась жена, — она уже давно вернулась и, слава богу, пока, вроде, не догадывалась об их встречах, — и дожидалась той минуты, когда полковник оставался один.

— Николай Семенович! — негромко звала она.

Николай Семенович вздрагивал. Да, последнее время он каждый раз вздрагивал, как только слышал ее «позывные», и, оглянувшись, боком подходил к ней. Делая вид, что подбирает какие-то щепочки или веточки, наклонялся к земле и оттуда говорил:

— Ты неосторожна. Ты же знаешь, что жена дома...

— А я дождалась, когда ушла она... Николай Семенович, а я вас сегодня во сне видела... — лукаво поглядывая на полковника, говорила Рая. — И вы совсем-совсем были не такой, как сейчас...

— Глупости... — жмурился полковник в отставке. — Уходи, а то жена увидит.

— А вы не придете ко мне вечером? Ребят я отправлю к соседке.

— А если увидят меня?

— Никто не увидит. Как войдете, так и выйдете. А на окнах занавесочки...

— Ты забываешь, что у меня жена!

— Да ведь она и раньше была. Или я уже надоела вам?

Полковник в отставке изворачивал шею, чтобы заглянуть снизу на крыльцо, нет ли жены, и глухо, с придыхом, отвечал:

— Ладно, приду... Только чтоб ребят не было.