Деревянные кресты

— Но, вы знаете, это очень нездорово, — настаивалъ онъ, — особенно въ виду того, что тутъ свжая солома… Она претъ… Часто бывали случаи, когда люди задыхались… Это бывало…

— Не безпокойся, не задохнемся.

Вс готовились спать, тсно прижавшись другъ къ другу. Демаши, удрученный, не сказалъ больше ни слова. Онъ всталъ на колни передъ яслями и сталъ искать флаконъ въ своей сумк. Затмъ онъ неловко, ощупью, завернулся въ одяло и, погрузивъ лицо въ платокъ, спрыснутый одеколономъ, замеръ неподвижно.

Запахъ одеколона скоро разнесся по конюшн. Веронъ первый удивился.

— Воняетъ, какъ будто. Это что еще такое?

— Пахнетъ парикмахерской.

— Конечно, тутъ сразу задохнешься, — издвался Фуйяръ, понявъ въ чемъ дло.

И, повернувшись на лвый бокъ, чтобы не слышать запаха, онъ проворчалъ:

— У него вс замашки, какъ у двицы, у этого галченка…

Демаши ничего не отвтилъ. Остальные безучастно молчали. Сонъ вступалъ въ свои права. Въ темнот слышались, однако, еще голоса болтающихъ.

— Вотъ уже пятнадцать дней, какъ она мн не пишетъ, — изливался шопотомъ Бреваль своему пріятелю. — Никогда она такъ не запаздывала… Знаешь, меня это безпокоитъ…

Одинъ изъ новоприбывшихъ разспрашивалъ Верона, хриплый голосъ котораго я узналъ.

— Когда вы отправляетесь на отдыхъ, въ тылъ, васъ хорошо принимаютъ?

— Гмъ, вилами насъ не встрчаютъ, пожаловаться нельзя…

Сюльфаръ, чтобы скоре уснуть, ругалъ потихоньку Лемуана, который общалъ найти ромъ и вернулся съ пустыми руками.

— Я научу тебя, какъ искать, морда ты этакая, — бормоталъ онъ. — А еще говоришь о яйцахъ…

Сонъ осилилъ ихъ всхъ, одного за другимъ, смшалъ воедино ихъ дыханіе, медленное и прерывистое, тихіе дтскіе вздохи и жалобные стоны, порожденные кошмарными сновидніями.

Снаружи ночь, насторожившись, прислушивалась къ тому, что длается въ окопахъ.

Тамъ было спокойно въ этотъ вечеръ. Не слышно было ни глухого буханья пушекъ, ни сухого потрескиванья ружейныхъ выстрловъ.

Одинъ только пулеметъ стрлялъ равномрно, спокойно; казалось, что какая-то хозяйка бродитъ, какъ лунатикъ, и выколачиваетъ ковры. Деревня была окружена тяжелымъ молчаніемъ зябнущей сельской природы. Но внезапно по дорог послышался шумъ, онъ сталъ увеличиваться, направлялся къ намъ, и стны начали дрожать… Грузовики.

Они катились тяжело, съ трескучимъ желзнымъ шумомъ. Какъ я хотлъ бы заснуть съ этимъ привычнымъ для меня звукомъ въ ушахъ и въ мозгу! Въ былое время грузовики прозжали такъ подъ моими окнами и поздно ночью будили меня. Какъ я ихъ ненавидлъ тогда! Однако, они незлопамятны и появились провдать меня въ моемъ изгнаніи. Какъ нкогда, они нарушили мою дремоту, и я чувствовалъ, какъ трясутся стны. Они явились убаюкать меня.

Какъ странно, не слышно ихъ тяжелой тряски по мостовой сегодня вечеромъ, не слышно ни дрожанья стеколъ, ни голоса запоздалаго прохожаго… Ихъ шумъ кажется мн воркованьемъ, постепенно затихающимъ… Они скрипятъ, трясутся, они прохали…

Прощай, Парижъ…

II ВЪ ПОТ ЛИЦА ТВОЕГО

Передъ грудой посылокъ, среди толпы солдатъ, толкавшихся локтями и наступавшихъ другъ другу на ноги, стоялъ писарь, выкликая фамиліи адресатовъ залежавшихся писемъ. Происходило это у нашей двери, между деревенскимъ водоемомъ, такимъ маленькимъ, что три прачки едва помстились бы подъ его навсомъ, и домомъ нотаріуса.

— Дюклу Морисъ, 1-го взвода…

— Онъ убитъ подъ Курси, — крикнулъ кто-то.

— Вы уврены въ этомъ?

— Да, товарищи видли, какъ онъ упалъ у церкви… Пуля попала въ него. Самъ я, правда, при этомъ не былъ…

Въ углу конверта писарь написалъ карандашомъ: „Убитъ“.

— Маркеттъ Эдуардъ.

— Онъ тоже, должно быть, убитъ, — сказалъ кто-то.

— Да что ты, — запротестовалъ другой… — Въ тотъ вечеръ, когда онъ, говорятъ, исчезъ, онъ ходилъ со мной за водой.

— Такъ онъ, можетъ быть, въ лазарет? — спросилъ писарь. — Но мы не получали его лазаретной карточки.

— По моему, его эвакуировалъ какой-нибудь другой полкъ.

— Нтъ, онъ былъ раненъ; его, вроятно, подобрали боши.

— Досадно, всегда т, кто ничего не видлъ, больше всхъ дерутъ глотку.

Вс говорили разомъ, безпорядочно, противорчиво, задорно опровергая другъ друга. Писарь торопился и примирилъ всхъ.

— Наплевать. Я отмчу: „пропалъ безъ всти“… Брюне Андрэ, 13-го отдленіе…

— Я за него.

Нкоторые продолжали спорить вполголоса; изъ заднихъ рядовъ на нихъ кричали, чтобы заставить замолчать, и никто ничего уже не слышалъ. Бреваль все же настороженно прислушивался, и когда какое-нибудь имя напоминало его собственное, онъ заставлялъ повторять:

— Это не для меня, случайно: капралъ Бреваль…

Но писемъ для него все не было, и, поворачиваясь къ намъ своимъ жалкимъ смущеннымъ лицомъ, онъ объяснялъ:

— Она, видите ли, такъ плохо пишетъ, — ничего не было бы страннаго, если бы она напутала.

По мр того, какъ кучка писемъ уменьшалась, губы его сжимались.

Посл того, какъ выкликнули адресата послдняго письма, онъ ушелъ съ пустыми руками. Прежде чмъ войти въ дверь, онъ повернулся къ намъ.

— Кстати, Демаши, сегодня твоя очередь. Возьми мшокъ и отправляйся за порціями…