Деревянные кресты

Онъ спустился съ своего трона и, чтобы показать, что онъ не собирается придираться къ товарищу, который ни въ чемъ не виноватъ, обрушился нападками на военное начальство, вс распоряженія котораго, по его мннію, были продиктованы глупостью и очевиднымъ желаніемъ притснять солдата.

— Я тебя не виню, ты еще ничего не знаешь. Но тхъ, которые заставляютъ васъ чистить котелки мазью такъ, чтобы они блестли — ты думаешь, не слдовало бы ихъ всхъ перестрлять?… Они находятъ, что безъ этого насъ не легко взять на прицлъ?.. Ты мн дай свой подсумокъ, я теб его зачерню, а лучше всего зажечь солому и прокоптить вс ваши фляжки, блестки и всю белиберду.

Лемуанъ, ни на шагъ не отходившій отъ Сюльфара, медленно пожалъ плечами.

— Ты затуркаешь этихъ новичковъ, не шпыняй ихъ, — упрекнулъ онъ его своимъ тягучимъ голосомъ. — Дай имъ хоть придти въ себя.

Новоприбывшій съ блымъ подсумкомъ прислъ на тачку. Онъ, повидимому, обезсиллъ. Потъ черными струями катился съ висковъ по его щекамъ. Онъ размоталъ обмотки съ ногъ, но не ршился снять великолпные охотничьи башмаки съ выступающими подошвами.

— Я сильно натеръ себ пятку, — сказалъ онъ мн. — У меня должно быть нога въ крови. Я черезчуръ нагруженъ.

Лемуанъ приподнялъ и взвсилъ его сумку.

— Какая она тяжелая, — замтилъ онъ. — Чмъ ты ее могъ набить… Ужъ не наложилъ ли туда булыжники?

— Я положилъ туда только то, что было приказано.

— Это патроны такіе тяжелые, — вмшался капралъ. — По сколько вамъ роздали?

— По двсти пятьдесятъ… Только они у меня не въ сумк.

— А гд же?

— Въ подсумк. Понимаете, такъ, по моему, лучше. Вдругъ на насъ нападутъ.

— Нападутъ?

Вс удивленно посмотрли на него. Затмъ вс сразу прыснули со смху, смхъ усиливался, вс задыхались, жестикулировали, ласково и звонко похлопывали другъ друга по плечу, какъ похлопываютъ скотъ на бойн.

— Нападутъ, онъ говоритъ… Вотъ такъ галченокъ…

— Да нтъ, онъ нездоровъ…

— Нападутъ, онъ говоритъ… Онъ не въ своемъ ум…

Эта безграничная наивность разсмшила насъ такъ, что мы чуть не задохлись. У старика Гамеля катились слезы отъ смха. Фуйяръ не смялся, уже настроенный враждебно, косясь на этого слишкомъ чистенькаго солдата съ вжливой рчью.

— Парень хочетъ пустить намъ пыль въ глаза, — сказалъ онъ Сюльфару.

Рыжакъ, старавшійся говорить больше другихъ, сочувственно смотрлъ на новичка.

— Неужели ты думаешь, бдняга, — сказалъ онъ ему, — что здсь дерутся; этимъ занимались только первый мсяцъ. Теперь больше не дерутся. Теб, можетъ быть, никогда не придется драться.

— Конечно, — поддакнулъ Лемуанъ, — драться теб не придется, но натерпться-то ты натерпишься.

— Ты не выпустишь ни одного ружейнаго выстрла, — предсказалъ Брукъ, глядя на него своими дтскими глазами.

Новоприбывшій ничего не отвтилъ, думая, конечно, что его хотятъ поразить. И, напрягши слухъ, не слыша разглагольствованій Сюльфара, онъ прислушивался къ орудійнымъ выстрламъ, сотрясавшимъ воздухъ, и его тянуло туда, по ту сторону голубющихъ склоновъ, къ невдомой равнин, гд разыгрывалась дурманящая своими опасностями война.

* * *

Новоприбывшій представился мн:

— Жильберъ Демаши… Я былъ на юридическомъ факультет…

Въ свою очередь и я сообщилъ о себ:

— Жакъ Ларшеръ. Я пишу…

Какъ только Жильберъ прибылъ, я понялъ, что онъ станетъ моимъ другомъ, понялъ это по его голосу, по его рчамъ, по его манерамъ. Я сразу обратился къ нему на „вы“, и мы стали говорить о Париж.

Наконецъ, я нашелъ человка, съ которымъ я могъ бесдовать о нашихъ книгахъ, о нашихъ театрахъ, о нашихъ кафэ, о красивыхъ двушкахъ. Я произносилъ знакомыя названія, и это одно заставляло меня на мгновенье вновь переживать все это потерянное счастье. Я помню, что Жильберъ, усвшись на тачку, подложилъ себ подъ разутыя ноги газету, вмсто ковра.

Мы лихорадочно забрасывали другъ друга вопросами:

— Вы помните… Вы помните?..

Солдаты помогали новичкамъ устроиться въ конюшн, отведенной для ночевокъ, и укладывали ихъ мшки въ ясли, рядомъ съ нашими.

Когда они все устроили, Жильберъ протянулъ имъ дв бумажки по пяти франковъ на выпивку.

— Ну, конечно, пускаетъ пыль въ глаза… — завистливо проворчалъ Фуйяръ. Остальные, довольные, вернулись въ конюшню, чтобы заново распредлить мста и перетрясти солому, предназначенную для новичка. Брукъ взялъ резиновую подушку Демаши и сталъ надувать ее, забавляясь ею какъ игрушкой, но боясь ее испортить. Сюльфаръ не отставалъ отъ новичка, забрасывалъ его ненужными совтами, нелпыми наставленіями, отчасти по природному добродушію, отчасти изъ благодарности за предстоящую выпивку, но главнымъ образомъ для того, чтобы обратить на себя вниманіе. Вс были въ веселомъ настроеніи, какъ будто уже выпили. Веронъ въ рубашк сталъ изображать балаганнаго силача, съ плутовскимъ видомъ, хриплымъ голосомъ зазывая публику.

Мы столпились вокругъ него.

— Не врится даже, что мы воюемъ, — сказалъ новоприбывшій. — На фронт можно по крайней мр развлечься. Я былъ увренъ, что здсь я не буду такъ скучать, какъ въ казармахъ.

Бреваль со своими двумя страдальческими складками на щекахъ посмотрлъ на него и покачалъ головою: