Деревянные кресты

Счастье еще ждетъ меня; жизнь продолжается съ новыми вспышками надежды. Въ сердц моемъ какая-то затаенная, терпкая радость. Я вижу солнце, слышу журчанье воды, и сердце мое спокойно, — сердце, которому пришлось такъ часто и сильно биться.

Какъ человкъ холоденъ и безучастенъ, несмотря на вс громкіе разговоры о состраданіи, — какимъ легкимъ кажется ему чужое страданіе, если одновременно и онъ самъ не страдаетъ. Я разсянно оглядываюсь кругомъ. Случайныя пули оставили какъ бы блые рубцы на срыхъ камняхъ конюшенной стны… Какъ, тамъ еще не кончено? Опять пушки. Кто насъ смнилъ? 148-й полкъ. Бдные ребята.

Какой гамъ стоялъ во двор фермы въ воскресенье, когда раздавали вино, по кружк на двоихъ, и сигары, прекрасныя сигары съ этикеткой, въ десять сантимовъ штука. Право, хорошо поли мы въ этотъ день.

— Если боши вскроютъ меня, они найдутъ у меня въ буфет кое-что, — сказалъ длинный Веронъ, у котораго щеки побагровли и разстегнулся поясъ.

Здсь въ этомъ гумн, крытомъ соломой, слонами мы наши сумки. Вс они почти еще здсь. Вотъ куртка Верона. Онъ оставилъ ее, опасаясь, какъ бы ему не было слишкомъ тепло въ ней. Собрали все, подлили шоколадъ и консервы съ обезьяньимъ мясомъ и завязали въ платки вмст съ бумагами и письмами жалкія посылки, которыя потомъ отправляютъ семьямъ погибшихъ солдатъ, какъ оставшееся посл нихъ наслдство. На земл валяется фотографія: мать въ праздничномъ наряд съ толстымъ груднымъ младенцемъ на колняхъ. Сложенныя вдвое рубашки, личные санитарные пакеты, трубка…

Однако, здорово грохочетъ… Будто несется кавалькада, будто гроза глухо бушуетъ и приближается. Затмъ начинается ружейный трескъ и весь тотъ оглушительный грохотъ, которымъ сопровождается наступленіе.

* * *

Я не люблю жителей этой деревни. Торговцы не уважаютъ насъ даже за т деньги, которыя они у насъ воруютъ. Они смотритъ на насъ съ какимъ-то отвращеніемъ или съ опаской, и когда мы проталкиваемся къ нимъ въ лавки съ пятифранковыми бумажками въ рук, чтобы скоре получить товаръ, они кричатъ такъ сильно, какъ если бы пришли ихъ грабить пруссаки. Крестьянки разсказывали намъ, что, когда мстность эта была занята германскими войсками, торговцы не вели себя такъ заносчиво. Они не хотли убгать, чтобы не оставлять на произволъ судьбы товаровъ. Но когда прошли послдніе французы-стрлки, засвшіе на кладбищ и еще полдня отстрливавшіеся, ихъ охватила паника.

Они все запрятали: ликеры, консервы, деньги, и женщины охали, пока старики въ саду закапывали въ землю свое сокровище. Учительница — маленькая своенравая женщина съ блдными щеками, которую недолюбливаютъ за то, что она причесывается на проборъ — закрыла ставнями окна и свернула флагъ на зданіи школы. Но толстякъ Тома, владлецъ бакалейной и винной торговли, тотчасъ подбжалъ къ ней въ сопровожденіи нсколькихъ мегеръ, требуя, чтобы она сняла флагъ, „изъ-за котораго предадутъ огню и мечу весь край“.

Маленькая женщина нкоторое время не сдавалась.

— Вы не мэръ, вы мн не начальникъ. Вы не имете права мн приказывать.

— Приказывать или не приказывать, а вы будете длать то же самое, что и вс, — захлебывался лавочникъ, который уже представлялъ себ, какъ его разстрливаютъ въ его собственной лавк. — Я вамъ приказываю.

— Чьимъ именемъ?

— Наплевать, именемъ прусскаго короля, если вамъ угодно!

Торговецъ, заикаясь, налившись кровью, съ выпученными глазами, яростно ударялъ тяжелымъ кулакомъ по столу учительницы. Она должна была уступить.

Запуганные крестьяне попрятались по своимъ домамъ или собрались кучками на краю дороги и смотрли, какъ проходятъ первые баварскіе батальоны съ радостными кликами: „Парижъ! Парижъ!“, какъ будто имъ предстояло на другой день занять его. Сначала прибылъ автомобиль, переполненный вооруженными солдатами. Вокругъ него, строя гримасы, скакали мальчишки.

— Перестанете вы, наконецъ, проклятые пострлята, — крикнула имъ старуха, самая старая женщина въ деревн, — они подумаютъ, что вы издваетесь надъ ними.

И она такъ низко кланялась, что длинныя черныя ленты ея праздничнаго чепца влачились по земл.

Нмцы смялись и пригоршнями бросали дтяхъ конфекты, даромъ доставшіяся имъ въ Реймс. Въ теченіе пяти дней вся округа была переполнена баварцами и пруссаками. Они увели съ собою трехъ заложниковъ, которые не вернулись.

— И они платили наличными, эти свиньи, — разсказывалъ толстякъ Тома. — Офицеры платили бонами, но солдаты платили наличными, и даже французскими деньгами.

Этими деньгами кондитеръ наполнилъ свои ящики, и такъ начался расцвтъ его торговли, которому затмъ продолжали содйствовать мы.

Въ день наступленія ни одного солдата не осталось въ деревн, и онъ могъ, наконецъ, отдохнуть немного. Онъ хотлъ пойти поудить рыбу, но въ конц Коровьяго Брода часовые остановили его. Онъ, разъяренный, вернулся домой и кинулъ удочку, едва не переколотивъ посуды. Затмъ, чтобы убить время, онъ забрался на чердакъ и оттуда въ бинокль слдилъ за сраженіемъ, въ то время, какъ жена его готовила молочные блины.