Денег нет, но ты держись! (СИ)

— Я предлагаю тебе поработать во дворце! Тебе нужно вынести весь мусор из тронного зала. После этого ты свободен! — постановила я, чувствуя себя прямо- таки гением экономики и воплощением милосердия. А что? Хорошая идея! Благородную профессию строителя заключенные освоят быстро, тем более замку срочно нужен капитальный ремонт… Бесплатный, разумеется!

— Нет, уж лучше руки отрубите! — заныл попрошайка, удивляя меня все больше и больше, — Тогда мне точно на паперти подавать будут! А лучше — ноги. Так жалостливее будет! Я буду сидеть на перекрестке, и вопить о королевском произволе, демонстрируя отрубленные конечности! Многие мои знакомые так целое состояние сколотили!

Ндя… Что-то я не учла в средневековой психологии.

— Я приказываю тебе! Вынести весь мусор из тронного зала! После этого проваливай на все четыре стороны! Если тебя не устраивает, я сейчас же тебя казню! — возмутилась я. Неужели я это сказала? Неужели я пригрозила человеку смертной казнью? Что я делаю?

— А как же я? — обиженно спросил отъевшийся тюремщик, — Мне-то что теперь прикажете делать, если одних на каменоломни, а других прибираться?

— Следить за исполнением приговора во дворце! Назначаю тебя прорабом. Будешь сдавать работу мне лично! — разозлилась я не на шутку, — Следующий!

Передо мной стоял взрослый детина — косая сажень в плечах. Полуголый торс поигрывал мускулами так, словно у нас тут не суд, а конкурс бодибилдеров.

— Ивон Каменщик! Обвиняется в том, что ненароком зашиб свою жену. Приговор — пожизненное заключение! — объявил унылый тюремщик, понимая, что закончились его сытые и спокойные деньки. Теперь ему не скоро представится возможность отсиживаться в караулке, объедая заключенных.

— Насмерть? — уточнила я, зная особенности местного преподнесения информации.

— Нет, оклемалась! — сообщил тюремщик, — Теперь просит вызволить его! Как же так она одна теперь, без мужа! Тяжко ей, да и помощь по хозяйству нужна! У них восемь детей мал мала меньше…

— Помиловать! После того, как залатает дыру в стене! — постановила я, но Ивон завыл так, словно ему присудили высшую меру наказания.

— А можно я тюрьме отсижусь? Там так тихо, спокойно… — заскулил Каменщик, падая на колени, — Или казните меня! Я прошу вас!

И снова здрасте! У нас тут что? Не тюрьма, а санаторий?

— Решение не обсуждается! — отрезала я, переходя к следующему заключенному.

— Портной Уилс! Обманул достопочтенного купца, украл ткань! Отрубание рук или пожизненное заключение! — объявил тюремщик, все еще переваривая свою новую должность надзирателя.

Передо мной стоял заросший, похожий на Робинзона Крузо, после тридцатилетнего пребывания на острове, портной.

— И как все это произошло? — поинтересовалась я, чувствуя себя мировым судьей Павлом Астаховым.

— Да просто! Дал, значит, Грегор мне ткань и наказал пошить парадное платье. Я снял мерки, пошил. Даже лоскутки не выбросил! Все сохранил. Жду его месяц, два, а потом появляется. Начинает мерять, а платье возьми да по швам лопни! Кто ж знал, что он за два месяца отъестся как боров? Стал орать, мол, я украл ткань! Я ему обрезки показываю, а он орет, что до самого короля дойдет… — пояснил портной.

— Ну, тогда восстановишь гобелены и свободен! — развела руками я, удивляясь такой несправедливости по отношению к этому бедолаге.

— Не! Я лучше в тюрьме отсижусь! Мне сразу пригрозили, что как выйду на свободу, так меня с меня три шкуры спустят. Задолжал я немного… — сразу погрустнел портняжка.

Нет, у меня уже глаз дергается. Это не работа, а наказание какое-то! Я схватилась за голову и крикнула: «Следующий!»

Через час я собрала целую ремонтную бригаду, шесть уборщиков и два, как мне показалось, почти профессиональных реставратора.

Последним был молодой человек с волосами цвета льна. Держался он с достоинством, спокойно и уверенно, улыбаясь мне красивой, ангельской улыбкой. Только не говорите мне, что это убийца или еще какой-нибудь садист. Не поверю!

— Кто это? — поинтересовалась я, немного смущаясь.

— Он называет себя Ленсом. Смутьян! Подбивал народ к восстанию против короны! — объявил тюремщик, — Приговорен к смертной казни! Правда, Ваш покойный батюшка не успел сказать, когда его казнить…

— Как именно подговаривал? — поинтересовалась я, глядя в честные глаза мятежника.

— Пришел я к королю, упал на колени и стал рассказывать, как живут простые люди… Как тяжко им приходится, как дети умирают на руках у матерей, как больные и убогие стоят на паперти, как старики просят милостыню, как тяжко людям отдавать последние деньги, чтобы платить налоги… — грустно произнес молодой человек, — И все это происходит тогда, когда Вы, принцесса, купаетесь в роскоши!

Я купаюсь в роскоши? Это я-то? У меня даже платья сменного нет, а в казне пусто! О какой роскоши может быть речь?

— Ты ошибаешься! — грустно улыбнулась я, — У меня всего одно платье и одна пара туфель. У меня нет никаких драгоценностей, кроме тех, что на короне! Так что зря ты так судишь обо мне!