Тогда меня пытались отдать на флейту, для лёгких полезно. Но я не смог, совсем: звук очень высокий, я не резонирую с флейтой. Она холодная, я не смог её согреть, как, например, Валя может.
А я сам по себе горячий; но внутри. Снаружи кажется даже, что я флегматик. Но внутри я совсем не такой. Я как виолончель.
Так что со спортом и флейтой не вышло. Хотя таскать эту виолончель тоже спорт; попробуйте сами!
Раньше я ещё играл в футбол, но отец говорит: футболистом не будешь, это видно, хватит тратить время на ерунду.
Ходить надо! Я же говорю, надо просто быстро ходить, это тоже спорт! Как бы убедить в этом отца. Что это не потеря времени, ходьба. Я готов ходить сколько угодно, мне в это время лучше думается.
Хотя чего там думается. Это я раньше считал, что у меня оригинальные мысли.
Иногда они даже складывались в стихи.
Потом я узнал, какие бывают настоящие стихи. И всё своё сжёг.
Реально сжёг, в парке. Так красиво горело, и потом остался пепел: внутри чёрный, по краям седой. Как роза. Я взял её, эту пепельную розу – она рассыпалась у меня в руках, и остались обгоревшие серединки страниц. В кино бумага так красиво горит. А у меня превратилась в вонючую гадость.
Выкинул в урну, к окуркам. Нечего природу загрязнять своим так называемым творчеством.
А читать стихи меня научила Лида, папина сестра. То есть она моя родная тётя, но я всегда её звал просто по имени. Лида дружит с мамой, они вместе учились.
Когда я был маленьким, Лида часто приходила, сидела со мной. Мама, конечно, тоже читала мне стихи, но детские. А Лида – Блока, например. Или Мандельштама.
«Не забивай ребёнку голову», – говорил отец; он покупал мне энциклопедии и развивающие игры. Но потом понял, что я тупой. Сколько ни занимайся – учёного из меня не выйдет.
– Ты хочешь быть как Лида? – спрашивал он меня.
Будто «быть как Лида» – это какое-то ужасное несчастье.
Отец стихов не признаёт. И маме остаётся любить их тайной любовью: поэты сосланы на верхнюю полку, откуда их трудно достать. Я и не достаю: просто набираю фамилии с корешков в интернете. Чтобы отец не видел.
То есть он на самом деле, конечно, Лиду любит. Они рано остались без родителей, он старший, он за неё отвечает. И воспитывает её. То есть ругает, отчитывает – за бестолковость, отсутствие практического ума, за витание в облаках. Случись что – поможет, но сперва наорёт. Но поможет.
Я раньше любил к Лиде ходить, в этот её бардак. Там как-то свободно, не то что у нас. Правда, у неё кошки. Много.
Вот это папу и злит, он считает, надо не с кошками жить, а «завести нормальную семью». А Лида смеётся: может, дашь инструкции? Как её заводить? Сама ведь не заводится, не тараканы!
Вот из-за тараканов я перестал к ней ходить. То есть раньше мне было всё равно, а теперь я тоже терпеть этого не могу. И запах кошачий, невозможно же! Лида разгребёт место на столе, поставит тебе банку сгущёнки: ешь! Раньше для меня ничего и не было вкуснее. А сейчас, видно, папа меня всё же воспитал. Не могу бардак этот, противно.
Но я очень люблю, когда Лида приходит к нам. И залезает с ногами на диван: я варю ей кофе в турке, как меня мама научила, и тащу печенье. И мы разговариваем.
А когда не о чем говорить, Лида просто читает мне стихи.
Потом приходит папа.
– Фууу, развели бардак, и ребёнка приучаешь!
Лида иногда огрызается. Ну, не злобно, а так – иронично.
Если он уж слишком сердится на неё, Лида отвечает: а жену-то тебе кто нашёл? А? То-то же!
Да, она и познакомила их с мамой. И у папы теперь «нормальная семья». Ну, и мы стараемся соответствовать. А иногда так хочется ненормальности!
Мама может с Лидой говорить всю ночь напролёт, но это если отец в отъезде. А при нём они молчат.
Мне иногда кажется, что без отца мама стала бы такой же, как Лида. Но она старается изо всех сил «быть нормальной». Вписывает себя в рамки. Правда, иногда просачивается, конечно. Лидино. Или мамино? В общем, они и правда очень похожи. Я даже думаю: папа нарочно выбрал себе жену, похожую на младшую сестру. Удобно воспитывать.
Мы с мамой тоже иногда варим кофе, забираемся с ногами на диван. И она что-то мне рассказывает. Правда, без стихов. Когда это было последний раз? Я даже забыл.
…И Лида давно у нас не была.
Мне кажется, она по-своему счастлива.
А отец разве счастлив? Вот, он хотел сына – образцового, спортсмена, математика, самого лучшего во всём. А ему достался я. Не повезло.
Я даже как-то думал, что я Лидин сын, а не его. Что он меня у неё забрал. Потому что она не умеет заботиться о детях.
Но это ерунда; я, конечно, мамин. Мы похожи.
– Мам, где мои носки? – спрашиваю я. Ну правда, куда они исчезают?
– Ох, – ворчит она, – ничего найти не можешь! Я же тебя не спрашиваю, где мои вещи! И как ты один в Питер поедешь?
– Куда?
– В Питер. Подожди, мы же тебе говорили?
Нормальные люди, нет?!. Оказалось, мы с классом едем в Петербург! А я и не знал. Родители уже всё решили, деньги сдали…
– Мы думали, ты знаешь… у вас что, в классе об этом не говорят?
Может, и говорят. Только не со мной.