Демидов кедр

— Ню я, я! — по-блатному тряс пальцами перед лицом начальника участка Гавриков. — А ты шьто, с одного предмета сорвался? Не видишь, шьто драндулет на ладан дышит? Не знаешь, шьто каждую смену по пять часов стоим из-за разных поломок? Не понимаешь, шьто он, — кивок в сторону Леонида, — умней тебя оказался и правильно поступил? Когда ты будешь иметь собственную башку на плечах и перестанешь прыгать сверчком? Ню! Чего молчишь, чего глазами виляешь?

— Гавриков, Гавриков… Не забывайся! — отмахивался, как от мухи, от его пальцев Драч. — Тебя тут не спрашивают. Ты тут десятая спица в колесе. Не забывайся! Недолго и снова тебя с бульдозера попросить.

— Шьто?! Шьто сказал, сюка? Да я тебя… Ха! — резко присел он и растопырил руки, ровно хотел ухватить Драча за упругие ляжки. — Попишю! Гад буду, попишю! Все твое сурло порву!

Драч зайцем сиганул метра на два в сторону.

— Ага! — заорал. — Вон оно что! Сговорились! Сейчас же обо всем будет известно директору! — и помчался по тропинке к поселку.

— Ну зачем вы так? — поморщился Леонид.

Ему до тошноты была неприятна вся эта сцена.

И Пашка Семенов стоял сам не свой.

— Зачем так? — повторил Леонид.

— Как? — серьезно, безо всяких вихляний спросил тот. — А-а-а! — догадался. — Да с такими полудурками иначе и нельзя. Их только на испуг и возьмешь, — и хрипло, скрипуче расхохотался.

— Дохохочетесь, дохохочетесь! — оттопырил губы молчавший до сих пор Хахалинов. — Вот доложит директору, обоим достанется на орехи. Патриёты!

— Заткнись! — топнул ногой Гавриков. — Я бы тебя на месте Курыгина еще утром булыгой зашиб. Бери инструмент! — гаркнул по-командирски и повернулся к Леониду. — Покажи ему, что надо делать. И мне покажи.

Несколько дней спустя перед планеркой, едва Леонид вошел в контору, Драч сказал напыщенно и надменно:

— Курыгин! Вы сегодня отстраняетесь от работы. Вас вызывает директор.

— Сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— Хорошо, сбегаю переоденусь и — я готов. Машина будет?

— Машины для вас не будет, Курыгин. Пешочком через сопки идите. Напрямую пяти километров не наберется.

— Через сопки так через сопки.

Леонид хлопнул дверью.

«Гляди-ка ты, расхорохорился товарищ начальник!»

Прибежав домой, он наскоро переоделся в выходное, накинул на двери замок, вприпрыжку, с засученными штанами, добежал до Быструхи, перебрел студеную речку, обулся и стал подниматься на сопку Кедровую.

Было раннее утро.

Большое красное солнце катилось по горбатому склону, отбрасывая в распадки длинные тени. В распадках сырость и сумеречь. Густые ельники и пихтовники казались синими.

Крутые сопки, громоздясь одна на другую, волнами разбегались в разные стороны, в бесконечность. Одни из них были совершенно лысы, желтели гладкими проплешинами галечников и песчаников, другие — в буйных шевелюрах темно-зеленых курчавых стлаников.

В небе стояло легкое паутиновое марево, отчего дальние сопки казались расплывчатыми, призрачными, а у горизонта вообще сливались в бусую массу.

Что там, за этой массой?

Такие же горы или, может, равнина? Или море, сам батюшка Тихий океан? Не разглядеть, не пробиться взглядом сквозь дымку.

От высоты захватило дух, немножко кружилась голова, и поселочек, притулившийся в долине, у самого подножия сопки Кедровой, выглядел как игрушечный: только сумей протянуть руку и — переставляй домишки как кубики.

Леонид остановился на потрескавшемся, обомшелом останце, затаив дыхание смотрел на поселок, на горы.

Все в нем ликовало от близости неба, от близости оранжевых облаков, которые плыли почти с ним наравне.

И вдруг спохватился.

Господи, до восторгов ли ему сейчас? Предстоит встреча с директором. Наверняка неприятная встреча… А впрочем… Впрочем, чего ему бояться? Будь что будет. Больше выговора все равно не дадут.

А выговор — это не беда. Живут и с выговорами.

Леонид еще раз посмотрел на сопки, на небо, на свой Боковой и только после этого пошел по каменистой тропинке вниз, в распадок, где сырой ниткой через кочкарник и травы тянулась дорога.

Директор был в кабинете, и Леонида сразу впустили.

— А, товарищ Курыгин! — Озолин оторвался от бумаг, жестом приглашая парня садиться.

Леонид шагнул к длинному столу, опустился на краешек кресла, напряженно следил за каждым движением директора.

— Извините, — суховато сказал тот. — Не могу позволить себе долгой с вами беседы. Время! Но вот что хотелось бы выяснить. Кто вас надоумил в разгар работы остановить промывочный прибор?

— Никто. Я сам. — Леонид почувствовал, как екнуло сердце. Стало почему-то жарко и душно. — Я сам, — повторил.

— Но вам же прекрасно должно быть известно, — Озолин пошебаршил бумагами на столе, — что без разрешения участкового механика, без разрешения начальника участка прибор останавливать нельзя.

— А если они не реагируют?

— Так уж и не реагируют?

— Конечно.

— Кто?

— Да хотя бы начальник участка.

— Ну-ну, дальше.