Демидов кедр

Ловкий продавец Элико Гуринадзе раздобыл на каком-то складке бочку полусамодельного вина «Амурское», и золотодобытчики рады-радешеньки, что можно обойтись без спирта, который в жару совсем не к душе.

А жарища невыносимая, сухая, колючая. Хоть бы дождик, хоть бы гроза. Но гроз на Крайнем Севере не бывает. И дожди пока выпадали всего лишь два раза.

Народ тянется к горной речке Быструхе. Там прохладней, вольготней. В любое время можно освежить голову, разуться и побродить по мелкой воде. Устраиваются на бережке, на откосах большими компаниями, вместо столов — расстилают на гальку покрывала, а то и просто дерюжки и мешковины.

Отто Вильгельмович Шульц успел зарядиться с утра пораньше. Ему не до речки, не до прохлады. Колобродит по поселку в обнимку со старателем Гринькой Пучеглазым, появившимся неделю назад неизвестно откуда, горланит песни, как всегда перевирая мотив и слова:

Спаза-пыт, спаза-ки-ну-у-у-т
С малатой шаркий ле-е-е-т…

Эльза Андреевна за ним по пятам.

— Отто, Отто! Сколь мошно!

Но в присутствии Гриньки Пучеглазого подступиться с кулаками к супругу боится.

На них не обращают внимания. Привыкли. Да и пьяный Шульц безвреден. Только горло дерет. А как дойдет до нормы, свалится где-нибудь за углом и уснет. Тогда Эльза Андреевна подбросит его на горб, как мешок, и оттащит домой.

А у речки становится все гуще и гуще, все шумней. Вот рявкнула по-медвежьи в чьих-то неумелых руках гармошка, вот жалобно затренькала балалайка. Вот взвился над берегом, шарахнувшись эхом от сопки, чей-то пронзительный дискант:

Ты, ма-а-а-роз, ма-а-а-роз.
И-эхх!

Гуляет народ.

* * *

Леонид сидит у окна. Один.

Васька Хезма в Веселом.

Еще зимой во время Недели бурильщика, когда Васька ездил на прииск осваивать какой-то новый, скоростной перфоратор, познакомился там с девчонкой и вот вчера, едва прибежал со смены и переоделся, мотанул на попутке из Бокового.

Хвалился:

— Она у меня в машинно-счетном бюро в приисковой конторе работает, слышь. Беленькая такая, глазки голубые, как ягодки: прыг-прыг. Все ей в диковинку, будто свалилась с Луны. «Ах, что вы говорите! Ах, не может быть! Ах, ах!» Прелесть, а не девчонка!

Обещал вернуться часам к десяти, но уже полдень, а его как нет, так и нет.

Может, собраться сходить? Но куда сходить, к кому? За Пашкой Семеновым заехал какой-то техникумовский дружок, увез его в Сусуман. У Терехина тоже с утра изба на замке. Все. Леонид не Васька. У того пол-Бокового друзей. А он, кроме Пашки Семенова да Терехина, никого не завел. «С кем заводить? — рассуждал. — С Элико Гуринадзе? С этим Кацо?»

Между прочим, Ваську и с Кацо водой не разлить.

В тот раз, когда он после недельной отлучки вернулся в Боковой и зашел с Леонидом в магазин, Кацо чуть не затанцевал за прилавком, увидев его.

— Ай-я-я! Кого вижю, кого вижю! — на весь магазин заблажил, взмахнув мослатыми руками. — Земляк! Где пропадал? Почему не навестил? Почему не черкнул? — перегнувшись через прилавок, облапал Василия. — Хорошо живешь? Плохо живешь? Средне живешь? Говори! — Повернувшись к покупателям, табунившимся возле никелированного чайника, объявил: — Минутка, товарищи! Прошу на секунда освободить помещений!

— Как освободить? Не имеешь права! — заорал какой-то лупоглазый мужичонка из новеньких, с сизым от пьянки лицом. — Ишь, ловкий какой отыскался!

— Не хочиш-шь? — взъярился Кацо. — Тогда я вообще буду закрывать! Совсем закрывать! Пить вино пойду, спать на печка пойду! — и хряпнул на прилавок тяжелый замок.

Все знали крутой норов Элико Гуринадзе. Магазин опустел.

— Вот народ! До чего глупый народ! — не унимался Кацо, накидывая на двери крючок. — Ко мне земляк в гости пришел, хороший друг в гости пришел, а им в это время покупка делать приспичило. Не-е-е-т, у нас Кавказ народ не такой.

— Слушай, Элико, нам бы только спирту чуть-чуть. Для встречи.

— Спирт?! — закричал Кацо. — Зачем таким красивым ребята пить эту гадость! У меня коньяк есть. Целый бутылка чистый коньяк. Две бутылка чистый коньяк. Три бутылка чистый коньяк. Отец посылка Тбилиси прислал.

Он заскочил на прилавок, выставил эти бутылки, стаканы, насыпал шоколадных конфет.

— Как съездил — рассказывай! Что видел — рассказывай! — приставал. — С хороший девушка познакомился?

— Познакомился, — ухмыльнулся Василий.

— Маладэц! — прицокнул Элико Гуринадзе. — Совсем маладэц! Каждый уважающий себя мужчина должен иметь девушка. И по возможности не одна.

На улице шумели, барабанили в двери.

— Слушай, Элико, люди-то ждут, — напомнил Васька.

— Падаждут! — отрубил Кацо, наливая. — Ых много, я адын. Должны понимать.

Когда они вышли из магазина через задние двери, Леонид спросил:

— Васьк! Откуда такая сердечность?

— А! — отмахнулся со смехом Хезма. — Ляпнул ему как-то, что у меня тетка в Гантиади живет, он и поверил, «Земляк! — говорит. — Хоть и по тетке, а все равно земляк. Проси чего хоч-чишь!»

— А что такое Гантиади?

— Я почем знаю. Слышал где-то словцо, а где — позабыл. Деревня вроде такая на берегу Черного моря.