— Но меня ждут. — Парень зачем-то повертел перед собою бидон.
— Кто ждет? — Шлыков насторожился, глянул нехорошо. — Опять они? Ничего, подождут. А если вообще не дождутся, еще будет лучше.
Удивленный Леонид хотел было спросить, кого имеет Шлыков в виду под словом «они», но тот уже подхватил его под руку и, вышагивая по-журавлиному широко, потащил к своему дому.
Леонид и не сопротивлялся. Наоборот, даже обрадовался этому неожиданному для себя повороту. Не было бы счастья, да несчастье помогло, — говорят в таких случаях.
Леонид не знал, что у Шлыкова компания, и, когда зашел в избу, растерялся не на шутку — маленькая горница была полна народу. За столом, уставленным закусками, сидели начальник участка Драч с супругой, маленькой, плоскогрудой, похожей на девочку, женщиной, опробатор Каримова, почтальонша Виноградова и жена Шлыкова — Евдокия Петровна. У окна, примостившись на скамейке, играли в шахматы геолог Виноградов и сменный мастер Терехин.
— Проходи, проходи, не стесняйся! — подтолкнул Леонида в спину механик, а Иван Иванович Драч выскочил из-за стола, засуетился, затараторил: — О! В нашем полку прибыло! Кстати, кстати. Мы тут о тебе несколько раз говорить принимались.
Терехин оторвал взгляд от шахматной доски, улыбнулся Леониду, подмигнул: «Здравствуйте. Очень рад вас видеть».
Леонид кивнул и тут же почувствовал на своей щеке частое дыхание Каримовой.
— А где ваш Вася? — чуть слышно спросила она, интимно коснувшись губками Леонидова уха.
«А где ваш Степа?» — чуть было не бухнул вместо ответа парень, но тут Шлыков, разливавший вино по стаканам, скомандовал:
— По местам, по местам! Леонид, присаживайтесь вот сюда. Торопитесь, пока не выдохлись градусы. Прошу!
Леонид пить отказался. Не хотелось как-то. Терехин с Виноградовым, бросившие недоконченную партию, тоже лишь пригубили. В отличие от Шлыкова и Драча они были совершенно трезвы.
Минут через пятнадцать — двадцать, после закуски, начали незаметно, один по одному, разбредаться из-за стола. Терехин с геологом снова засели за шахматы, Виноградова с Каримовой вышли на кухню, где на пластавшей жаром печке готовилось какое-то новое кушанье, Шлыков принялся чинить старый патефон, у которого оказалась порванной пружина, а Драч с супругой и Евдокией Петровной, прихватив стулья, приютились в уголке за комодом.
Рассеянно следивший за игрой шахматистов, Леонид поневоле услышал их разговор.
— Если бы не ваша семья, не дружба с вами, я бы, наверное, давно ума лишилась, — напевала жена Драча, Эльвира Брониславовна, как видно обращаясь к Шлыковой. — От одного вида всех этих гавриковых, Кацо и Гришек пучеглазых в дрожь кидает. Каждый день боюсь за Ваню: вернется домой живой или нет.
— Такая служба у нас, такая служба, Эля, — частил Драч. — Ничего не попишешь. Кадры мы сами не делаем, работаем с тем сырьем, которое нам присылают.
При этих словах Терехин поморщился, потер ладонью выпуклый лоб, Виноградов хмыкнул досадливо.
— А в бараке вчера, говорят, опять драка была, — сообщила между тем Евдокия Петровна. — Лебедчика Ваньгина порезали. Господи!
— Да никакой драки не было и никто его не порезал, — уточнил Драч. — Сам спьяну в окно залетел.
— Ох, эти пьянки! — горестно вздохнула Эльвира Брониславовна. — Сегодня рано утром прибегала Эльза Андреевна, Шульц снова дома не ночевал. С Гришкой Пучеглазым у Дормидонтова опять завалился.
— Кстати, а где жена Дормидонтова? — Это Драч. — Что-то не видно ее.
— В больницу уехала на несколько дней, — ответила Эльвира Брониславовна значительно.
— Что случилось?
— Осс-поди! Неужели непонятно? Если говорю, на несколько дней, то само собой разумеется…
— А-а-а! — Драч плотоядно хихикнул. — Дошло! А чего это она каждый квартал? Как кошка?
— А это ты у нее спроси.
Терехин и Виноградов опустили головы к самой доске.
«Очумели совсем! — покосился на Драча и компанию Леонид. — Нашли тоже тему. Хоть бы Терехина или старого Виноградова постеснялись».
К счастью, Шлыков вовремя отремонтировал свой патефон, поставил пластинку с каким-то душещипательным танго и объявил танцы.
Леониду досталась в партнерши Каримова.
Подгулявшая Галина Ивановна бесстыдно обнимала его потными руками за шею, теснила твердой грудью и, обласкивая потемневшими глазами, жаловалась с потрясающей откровенностью:
— А Степа от меня уехал. Узнал, что я до него жила с Гришей, и уехал. Господи! Но я ведь слабая женщина, разве я виновата? И разве он знает, что Гриша был со мной вместе всего две недели и бросил, узнав, что раньше я была замужем за Парфушей.
Леонид смотрел на свою беззастенчивую партнершу и думал: бывает же на земле тип женщин, подобных Каримовой. Кажется, они и ласковы, и добры, и заботливы, и себя готовы не пощадить ради понравившегося человека, но вот не везет им в жизни, и только. Может быть, потому, что они уж слишком просты и непритязательны, ничуточку не строги? Может, чересчур откровенны? Или что-то другое…