Демидов кедр

С Пашкой Семеновым у Леонида давно установились приятельские отношения. Он знал, что парень приехал на Колыму по комсомольской путевке из Подмосковья, учится заочно на отделении механизации Магаданского горного техникума, но вот о том, что он любитель конструировать, услышал впервые. Или Пашка скрывал, или в разговоре у них просто не доходило до этого. «Скорее всего, последнее, — решил Леонид. — Чего тут скрывать-то?»

Было любопытно, как эти люди подружились друг с другом. Хотя Леонид еще раньше заметил, что у Терехина какая-то тяга именно к молодежи. Видимо, до сих пор сохранилась студенческая закваска.

После чая включили приемник, послушали последние известия. Потом Терехин переключился на другую волну, и в комнату водопадом хлынула тугая, все заглушающая музыка. Играл орган. Откуда-то транслировали концерт номер один соль мажор Иоганна Себастьяна Баха.

Леонид не понимал классики, предпочитал современные песни и танцевальные ритмы и потому слушал рассеянно. Курил, катал по столу хлебные шарики, рассматривал на стене привлекшую еще с самого начала его внимание фотографию девушки со строгой, узлом на затылке, прической и умными, чуть раскосыми глазами.

Зато Терехин, лишь раздались первые аккорды, побледнел, откинулся на спинку стула и, сцепив на колене крупные руки, замер. На лбу его взбухла синяя жилка, взгляд стал потусторонним, далеким. Изредка он вздрагивал. По лицу пробегала судорога.

Леонид впервые увидел Терехина таким, и еще совсем малое время назад этот обыкновенный, свой человек стал для него непонятным, загадочным. Леониду сделалось стыдно перед Терехиным за свою примитивность, за неумение так, как он, слушать настоящую музыку, так чувствовать и переживать. Леонид показался себе маленьким-маленьким никчемным мурашиком по сравнению с мудрым, в тысячу раз более богатым духовно, чем он, Терехиным.

Концерт закончился. Оба сидели молча.

Терехин еще долго-долго находился где-то вне избы, далеко и от приемника, и от обеденного стола, и от Леонида, потом вздохнул, улыбнулся открытой, просветленной улыбкой и, заметив, что Леонид отвел глаза, как ему показалось, вновь на фотографию строгой девушки, тихо сказал:

— Невеста. Учится на последнем курсе Красноярского медицинского института. Поеду летом в отпуск, привезу ее на прииск.

Эти его обыкновенные, земные слова смутили Леонида еще сильнее. Получилось так, будто он специально выклянчил у Терехина его признание.

Но Терехин сейчас был, кажется, не в состоянии заметить, что творилось с его гостем.

Когда Леонид стал собираться домой, он попросил:

— Заходите, Леонид Григорьевич, почаще. Давно вас хотел пригласить, да все как-то не получалось.

Что же такое было в Терехине?

Леонид ни разу не слышал даже в шахте, под землей, чтобы он закричал, повысил голос, сказал что-то грубое, наоборот, порою был мягче, чем требовалось, но подчинялись ему на участке беспрекословно все, начиная от юных подсобников и кончая старейшими, видавшими виды колымскими кадровиками.

Как-то крепильщики, проводившие по линии забоя новую нитку креплений, поторопились и не сбили как следует заколы — нависшие под кровлей пудовые булыги и валуны, — и один из помощников скрепериста, чуть было не угодивший под такой валун, ухнувший на почву прямо перед его носом, как-то забежал в контору и пожаловался Драчу.

Драч, долго не рассуждая и не мудрствуя лукаво, прибежал на полигон, вызвал крепильщиков в теплушку и объявил, что если они не поправят дело, он им не подпишет наряд на расчет за две смены, что они провели в забое, и, кроме того, поставит прогулы.

Крепильщики взъярились. Как так? Во-первых, снимать заколы не только их дело, но и всех, кто работает в шахте, а во-вторых, почему не приняли работу и не указали на недоделки сразу, а говорят об этом теперь, почти неделю спустя.

Драч, не зная, как объяснить последнее, тоже сорвался, и в теплушке завязалась глупая, не обещающая ничего хорошего перебранка. В присутствии других рабочих, почти при всей смене.

В это время в теплушку зашел Терехин, — видимо, ему передали, что там происходит.

— Иван Иванович, Петр Тимофеевич, — медленно произнес, обращаясь к Драчу и бригадиру крепильщиков, — выйдите на несколько минут. Вас просят спуститься в шахту.

Никто никого спускаться никуда не просил, и, едва захлопнулась дверь времянки, Терехин остановился.

— Извините, товарищи, — сказал. — Я обманул. Но так было надо. Ни к чему этот сыр-бор. Я во всем виноват. Закрутился в те дни и не проверил забой. Но… — повернулся к бригадиру: — Но я так надеялся на вас, Петр Тимофеевич. Никогда не думал, что именно вы можете меня подвести.

В тот же день кровля шахты номер один была почти отшлифована…

После своего первого гостевания у Терехина Леонид еще несколько раз, теперь уже с Пашкой Семеновым, заходил к нему вечерами.

Это были добрые, уютные вечера.