Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Однако входивших в делегации «сопровождающих» невозможно было обмануть. Когда польские студенты собрались домой, один из руководителей группы предупредил, что на границе всех будут тщательно обыскивать, и лучше всего сдать все незаконные книги до отправления. Не получив ответа, он пошел на уступку и велел сдать только «Доктора Живаго».

Один советский гость вспоминал, как он возвращался к себе в автобус и увидел, что в багажнике лежат карманные издания «Доктора Живаго». «Разумеется, никто из нас книги не читал[794], но мы ее боялись», — сказал он. За советскими студентами следили «сопровождающие» из КГБ; они представлялись «учеными», однако все понимали, кто они такие. Советские «ученые» оказались более терпимыми, чем следовало ожидать. «Берите, читайте, — говорили они, — только ни в коем случае не везите домой».

Летом 1959 года Пастернак начал работать над пьесой, которая должна была называться «Слепая красавица». «Я хочу воссоздать целую историческую эпоху[795], девятнадцатый век в России с его основным событием — освобождением крестьян, — говорил он в одном интервью. — У нас, конечно, много произведений о том времени, но к нему нет современного подхода. Я хочу написать нечто панорамное, вроде «Мертвых душ» Гоголя». Он задумал пьесу в виде трилогии; первые две части должны были происходить в усадьбе в 40-х и 60-х годах XIX века, а затем действие переносилось в Санкт-Петербург, в 80-е годы. Героиня — крепостная актриса, которая теряет зрение. В более широком смысле слепая красавица — это Россия, страна, «так долго не ведавшая о собственной красоте, о своей судьбе».

«Не знаю, закончу ли пьесу[796], — признавался Пастернак. — Зато знаю, что, когда я завершаю строку, которая звучит точно правильно, я лучше способен любить тех, кто любит меня, и понимать тех, кто меня не любит».

Пастернак понемногу забросил свою обширную переписку и сосредоточился на «радостном творчестве». По мере того как он погружался в предварительную работу и собственно писание, его энтузиазм рос. «Я с большим воодушевлением отношусь к своей последней работе»[797], — писал он сестре в июле. В Париж он писал: «Из поры безразличия[798], с каким подходил я к мысли о пьесе, она перешла в состояние, когда баловство или попытка становится заветным желанием или делается страстью». Он начал читать вслух сцены Ивинской, которая находила язык красочным, а каждое слово — живым. Ей казалось, что пьеса будет «так же связана с его жизнью и художественной натурой, как роман».

Тем летом враждебность властей по отношению к Пастернаку немного ослабела. На Третьем съезде советских писателей, проходившем в мае, Хрущев предложил писателям держать свои разногласия внутри Союза писателей и «не выносить сор из избы». Пастернака он не упомянул; разумеется, на съезде его не было. И все же дело «Живаго» не давало Хрущеву покоя. Раздраженный тем, как весь мир реагирует на травлю Пастернака, он попросил своего зятя Алексея Аджубея прочесть «Живаго» и доложить свое мнение. По версии «Нью-Йорк таймс», Аджубей сказал, что, хотя роман «не та книга, из-за которой молодые коммунисты[799] будут подбрасывать шапки в воздух… это не та книга, которая породит контрреволюцию». Аджубей сделал вывод: если убрать всего триста — четыреста слов, «Доктора Живаго» можно издавать.

Хрущев вспылил и сместил Суркова с поста секретаря Союза писателей; по одному свидетельству, он схватил Суркова за воротник[800] и яростно встряхнул.

В речи к Третьему съезду писателей Хрущев сказал делегатам:

«Вы можете сказать: критикуйте нас, управляйте нами[801]; если произведение неправильно, не печатайте его. Но вы знаете, что нелегко сразу решить, что печатать, а что не печатать. Легче всего не печатать ничего, тогда и ошибок не будет… Но это будет глупость. Следовательно, товарищи, не взваливайте на правительство решение таких вопросов, решайте их сами, по-товарищески».

Позже Пастернаку предложили снова подать заявление о приеме в Союз писателей, но он отказался. «Все они в то время показали себя[802], — говорил он, — и теперь думают, что все можно забыть».