Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Питер Финн, Петра Куве Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Посвящается Норе Фицджералд и нашим детям Рейчел, Лайему, Дэвиду, Риа; а также Косу Куве и Пауле ван Россен

Peter Finn and Petra Couvee

The Zhivago Affair. The Cremlin, the CIA and the Battle Over a Forbidden Book

Пролог. «Это «Доктор Живаго». Пусть он увидит мир»

20 мая 1956 года, ясным воскресным утром, в электричку на московском Киевском вокзале сели два человека. Они направлялись в поселок Переделкино, расположенный в получасе езды к юго-западу от столицы. Всего месяц назад растаял последний снег; пахло цветущей сиренью. Высокий блондин Владлен Владимирский был в широких брюках и двубортном пиджаке — такой костюм особенно жаловали советские служащие. Его стройный спутник выделялся в толпе; в нем сразу отличали иностранца. За модную одежду его дразнили «стилягой». Кроме того, Серджио Д'Анджело часто улыбался, что было необычно в стране, где в людях прочно укоренилась настороженность. Итальянец ехал в Переделкино очаровывать поэта[1].

За месяц до поездки в Переделкино Д'Анджело, итальянский коммунист, работавший на Московском радио, прочел в выпуске новостей культуры небольшое сообщение о скором выходе в свет первого романа Бориса Пастернака. Из короткой заметки почти ничего не было ясно, кроме того, что Пастернак написал роман, который называется «Доктор Живаго».

Перед отъездом из Италии Д'Анджело договорился о сотрудничестве с новым миланским издательством, основанным коммунистом Джанджакомо Фельтринелли. В задачу Д'Анджело входил поиск новых произведений советской литературы. Получение прав на издание первого романа одного из известнейших российских поэтов стало бы большой удачей как для него самого, так и для недавно созданного издательского концерна. В конце апреля Д'Анджело написал Фельтринелли в Милан и, не дожидаясь ответа, попросил Владимирского, своего коллегу по Московскому радио, устроить ему встречу с Пастернаком.

Поселок Переделкино стал своеобразной писательской колонией, построенной на территории бывшей дворянской усадьбы. В 1934 году правительство выделило земли усадьбы под постройку писательского городка. В девственном хвойном лесу построили дачи, на которых видные представители советской литературы могли отдохнуть от шума и суеты большого города. Территорию размером около 100 гектаров разбили на большие участки, на которых возвели около пятидесяти домов. В окрестных деревнях в деревянных лачугах жили крестьяне. Женщины носили платки[2], а мужчины ездили в санях, запряженных лошадьми.

Дачи в Переделкине выделяли виднейшим советским литераторам. Ближайшими соседями Пастернака были Константин Федин и Всеволод Иванов. В паре улиц от Пастернака жили самый любимый детский писатель Советского Союза Корней Чуковский и литературный критик Виктор Шкловский.

Хотя жизнь в Переделкине на первый взгляд казалась идиллической, и на писательский поселок падала тень Большого террора. Многих тамошних обитателей в конце 1930-х годов арестовали и репрессировали. Исаака Бабеля и Бориса Пильняка арестовали на дачах в Переделкине. Их дома передали другим писателям.

По переделкинской легенде[3], Сталин как-то спросил Максима Горького, отца советской литературы и одного из основателей школы социалистического реализма, как живут писатели на Западе. Когда Горький ответил, что они живут на собственных виллах, Сталин приказал основать Переделкино. Неизвестно, так ли было на самом деле, но в Советском Союзе писатели составляли привилегированную касту. В их профессиональном объединении, Союзе писателей СССР, насчитывалось почти 4 тысячи членов. Литераторов осыпали благодеяниями, немыслимыми для обычных советских граждан, которые часто ютились в тесных квартирах и вынуждены были выстаивать огромные очереди за самыми элементарными товарами. Вот как описывал эту систему Чуковский: «Окутывали писателей коконом удобств[4] и окружали их сетью шпионов».