Дело табак

— Да уж. Бабуля зовет меня Унесенный Прискорбным Ветром. Ну что это за имя, я вас спрашиваю? Кто тебя воспримет всерьез с таким именем? Времена сейчас не те, так ведь? — он с вызовом взглянул на Ангву, и она подумала: «Один за другим, мы становимся людьми… люди-вервольфы, люди-гномы, люди-тролли… у плавильного котла только одна программа. Так происходит прогресс».

Вслух она сказала:

— Разве ты не гордишься своим настоящим именем?

Билли взглянул на нее с открытым ртом, обнажившим острые зубки.

— Что? Горжусь? Да с какой стати, блин, гордиться тем, что ты гоблин? На это только моя бабуля способна. Пошли, что ли. И я надеюсь, что бренди скоренько принесут. Без бренди она начинает нервничать.

Билли Смальц и его бабуля жили в лачужке, в окружении точно таких же. Кто-то наломал в сырых низинах ивняка и сплел из него огромную полусферу размером с маленький домик. Ангва подумала, что для этого понадобились умение и смекалка: маленькие веточки и прутики, вплетенные в общую конструкцию, пустили корни и разрослись, как это часто бывает с ивами, а потом кто-то, наверное Билли Смальц, вплел в дом и новые побеги, и в результате получилось неплохое жилище, по крайней мере для лета, особенно после того как большинство щелей старательно заполнили плетенками поменьше. Внутри дом представлял собой дымную пещеру, но привыкшие к темноте глаза вервольфа разглядели, что внутренние стены были аккуратно завешаны старым брезентом и прочим барахлом — лишь бы гнулось, — чтобы спастись от сквозняков. Да, скорее всего, понадобилось меньше двух дней, чтобы возвести эту хибару, и она ничего не стоила, но в городе было полно людей, которые охотно согласились бы здесь жить.

— Извините, — сказал Билли. — Трудно сказать, что Гарри платит много, зато он смотрит сквозь пальцы, если мы потаскиваем всякую мелочь. Главное — не борзеть.

— Но у тебя есть даже печная труба, — удивленно заметила Ангва.

Билли опустил глаза.

— Она дырявая, Надо сделать несколько заплаток, только и всего. Подожди здесь, я гляну, готова ли бабуля принять гостей. К бренди-то она готова, не вопрос.

Послышался вежливый стук в дверь — капитан Моркоу вернулся с бренди. Он осторожно открыл обшарпанную и многократно покрашенную дверь, впустив немного света, огляделся и сказал:

— Очень уютно!

Ангва притопнула ногой.

— Ты посмотри, он даже сложил битую черепицу, чтобы получился приличный пол. Этот дом строили очень вдумчиво… — Она понизила голос и шепнула: — Он — гоблин. Совсем не то, что я ожидала…

— Кстати, у меня отличный слух, мисс, — заметил Билли, возвращаясь. — Просто удивительно, да, каким фокусам мы, гоблины, учимся? Можно сказать, мы почти как люди! — Он указал на фетровую занавеску, которая отделяла дальний конец комнаты. — Бренди принесли? Тогда пошли. Держите бутылку перед собой, обычно это срабатывает. Кстати, она на самом деле не бабка мне, а прабабка, но в детстве это было трудновато выговорить, поэтому она стала бабулей. Говорить буду я сам, потому что у нее ни слова не разберешь, если только ты, блин, не гений. Заходите живей, мне через полчаса надо готовить ей обед, и, как я уж сказал, вы продержитесь здесь, только пока не кончится выпивка.

— Я ничего не вижу, — сказал Моркоу, когда перед ним торжественно отдернули занавеску, а Ангва осторожно произнесла:

— А я вижу. Может быть, ты представишь нас своей прабабушке, Билли?

Моркоу все еще пытался привыкнуть к темноте, когда услышал речь молодого гоблина, которая звучала так, как будто Билли одновременно жевал гравий. Во мраке что-то зашуршало, и отозвался другой голос, хриплый и ломкий. Наконец Билли отчетливо произнес:

— Сожаление Падающего Листа приветствует вас, стражники, и хочет, чтобы вы дали ей чертов бренди сию же секунду.

Моркоу протянул бутылку в направлении голоса, и Билли поспешно передал ее темному силуэту, который начал вырисовываться в сумраке, по мере того как глаза привыкали. Силуэт, устами Билли, сказал:

— Зачем ты пришел ко мне, по-люс-мен? Зачем тебе помощь умирающей женщины? Зачем тебе коготт, мистер по-люс-мен? Горшочки наши, наши! Тебе нечего здесь делать, большой парень!

— А что такое коготт, мэм? — спросил Моркоу.

— Никакой религии, никаких колокольчиков, никаких коленопреклонений, никакого хора, никакой аллилуйи, никакого «с вашего позволения», только коготт, чистый коготт! Коготт, который приходит, когда ты в нем нуждаешься. Маленький коготт! Когда боги умывают руки и отворачиваются, коготт закатывает рукава! Коготт наносит удар в темноте. Если коготт не приходит сам, он отправляет посланца. Коготт повсюду!

Моркоу кашлянул.

— Сожаление Падающего Листа, один человек — хороший человек, стражник — умирает из-за коготта. Мы ничего не понимаем. Пожалуйста, помогите нам. В руке он сжимает коготтный горшочек.

Визг гоблинки, должно быть, огласил всю фабрику, так что хибарка затряслась.

— Вор! Вор! Украл горшочек! Недостоин жить! — перевел Билли с явным смущением. Старуха попыталась встать и рухнула обратно на подушки, что-то бормоча.

Ангва сказала: