Дело о пропавшей учительнице, или Параллельные человечества палеолита

Услышав это, мы с Журавской выдохнули.

– Хотя всегда остаётся вероятность, что генетики ошиблись и дети всё же разнополые, – бодро заключил Семён, посмотрел на нас и спохватился, что перед ним стоят разнополые подростки. Возможные участники двойного детского захоронения.

– Ну, всё будет хорошо! – с фальшивым оптимизмом сказал он. – Стабилизатор выдернет нас отсюда в считаные минуты.

– Ты же сам говорил, что он часами ищет подходящее окно! За это время нас убьют! Их ведь убили, этих детей?

– Скорей всего, убили, – нехотя ответил Семён. – На тазовых костях одного из детей есть следы от удара копьем. Но я не думаю, что это кто-то из вас. Там вообще один из детей был вегетарианец. Питался корешками и насекомыми.

– О, это как раз я, – печально сказала Журавская. – Я уже два года не ем мяса.

Дверь открыли – точнее, шкуру откинули, и в белом проёме показался наш первобытный байкер. С длинным-длинным копьём в руках.

Глава девятая, в которой Журавская поёт, а меня пытаются зарезать

Нас притащили на небольшой холм и вытолкали на площадку. Площадка была окружена здоровенными звериными черепами. В центре круга лежали шкуры, окружённые обугленными костями. На утоптанном снегу выделялись бурые пятна, которые мне очень не понравились.

– А зачем нас на сцену поставили? – спросила оптимистичная Журавская.

Я посмотрел на неё с жалостью:

– Оля. Это не сцена. Это жертвенник.

– В смысле?! Они собираются нас?..

– Угу.

Метрах в пятидесяти от «сцены» неторопливо рассаживались на шкурах древние люди. Предки современного человека.

Обычно их рисуют вооружёнными до зубов, но у наших ни топоров, ни копий, ни ножей с собой не было. Оно и понятно. Люди дома. Они пришли посмотреть весёлое представление. Они хотят отдохнуть и расслабиться, зачем им оружие. А попкорн ещё не изобрели.

Внешне они напоминали обычных людей (не считая, конечно, причёсок и нарядов из шкур). Возьми вон ту девчонку из первого ряда, переодень в джинсы, замени ожерелье из когтей на худи – и не отличишь её от Кузьминой из нашего класса. Только Кузьмина у нас блондинка.

– Они так похожи на нас! – прошептала Журавская, думавшая ровно ту же мысль.

– Так они уже сапиенсы, ну, чисто анатомически, – ответил я. – Homo sapiens. Человек разумный.

– Мда? – обрадовалась почему-то Журавская.

Она подошла к краю «сцены» и неожиданно запела. Я обомлел. Предки тоже в изумлении замолчали.

Вы можете представить эту картину?! Снег. Чёрная река. Остолбеневшие предки. Мы не пойми в каком году до нашей эры. Семёна, вероятно, уже грохнули. Наша очередь вот-вот подойдёт. И в центре всего этого безобразия дурным голосом поёт моя одноклассница Журавская:

Вот цветёт калина
В поле у ручья.
Парня молодого
Полюби-ила я!

И главное, на меня показывает! Хотя всем известно, что она меня терпеть не может.

Парня полюби-и-ла
На свою беду!
Как ему открыться,
Слов я не найду! –

надрывалась Журавская.

– Ты спятила, что ли? – поинтересовался я.

– Не лезь, Садовский! Я налаживаю культурную связь!

Люди в толпе загомонили, некоторые засмеялись. Байкер нахмурился. Что-то повелительно крикнул. От толпы отделилась рогатая бабушка и бодро поскакала к нам с каким-то свёртком под мышкой. Что бы это значило, подумал я.

Бабуля подошла к нам, сняла с головы рога и развернула свёрток из шкуры. Внутри оказалась пара длинных каменных ножей. Рога бабушка торжественно возложила к нашим ногам. Мне эти приготовления не понравились. Вот совсем.

А Журавская выглядела довольной. Видимо, ей казалось, что они с бабулей поладят. Она положила рога поаккуратнее и с широкой улыбкой сделала бабушке реверанс (видимо, подсмотрела в мультфильме про каких-нибудь принцесс).

Вблизи бабушка производила сокрушительное впечатление. Во-первых, запах. Было предельно ясно, что мыла ещё не придумали. Хотя давно пора. Во-вторых, у бабушки росли усы. Я заподозрил, что это, возможно, не бабушка, а дедушка.

Она (или всё же он?) взяла в руку нож (без зазубрин) и запела удивительно низким голосом. Журавская торжествующе мне подмигнула: гляди, мол, есть контакт! Вот что значит сила искусства!

В эту секунду бабушко-дедушка приставил мне к горлу нож. Лезвие было острое, как осколок стекла. Одно движение – и привет.

«Надо же, меня найдут только 33 тысячи лет спустя, – подумал я. – Да ещё и в одной могиле вместе с этой сумасшедшей».

– Огней так много золотых, – завыла Журавская, – на улицах Саратова!.. Парней так много холостых! Готовься убегать к реке!

И Журавская со всей дури пнула бабкодеда в коленную чашечку. Дед (или всё же бабка?) охнул и повалился в снег. А мы рванули!

Мы неслись к реке, схватившись за руки и выдёргивая друг друга из сугробов. За нами с рёвом бежали взбешённые предки: как же, кино оборвалось на самом интересном месте!

Я оглянулся – о, как вовремя я оглянулся! Наш байкер – единственный вооружённый – собирался бросать копьё. Я рванул Журавскую в сторону:

– Отойди!