Возвращаться в Кричалину не хотелось, и Рябов неспешно прогулялся по знакомым улицам, неуклонно продвигаясь в сторону дворов, где когда-то жила его семья и семья Доброхотовых. Хотелось просто пройтись по знакомым местам, а потом оказаться в квартире, в которой провел так много времени и так давно не бывал.
Он открывал двери подъезда, когда сзади раздался удивленный голос:
— Рябов! Витя, это ты, что ли?
Рябов повернулся: перед ним стоял Стас Логинов, которого он видел в последний раз перед самым своим отъездом в Москву. Стас тогда учился на третьем курсе и был однокурсником Нины Доброхотовой. Вспомнил Рябов и то, как Стас безнадежно пытался обратить на себя внимание Нины, и делал это вовсе не потому, что папа ее был профессором.
И сейчас Стас смотрел на него недобрым взглядом:
— Ты к Нине? Москва надоела?
И голос Стаса был таким, что Рябов сразу же понял: все так и осталось, как было много лет назад.
Они сидели на кухне в квартире Доброхотовых уже почти полчаса, и все это время Рябов то злился на себя за бесхребетность, то убеждал себя, что поступил правильно. Стас за это время успел выпить довольно много, но все еще был в том состоянии, которое и вынудило Рябова притащить его сюда. Там, возле дверей подъезда, едва Рябов сказал, что Доброхотов умер и похоронен, лицо Стаса дернулось, уголки губ поползли вниз, а узнав об аресте Нины, он просто заплакал. Вид молодого мужика, по щекам которого ползут слезы, показался Рябову не вполне уместным для публичного обозрения, он схватил Стаса за руку и потащил его в подъезд. Стас продолжал молчать, когда они выпили «по одной», помянув Дениса Матвеевича. Потом налил себе и, почти прошептав «Нину-то как они посмели», снова выпил. Предложение Рябова съесть что-нибудь проигнорировал, а через пару минут спросил угрюмо:
— Ну, а ты-то хоть что-нибудь сделал, чтобы помочь ей? Хоть пальцем о палец ударил?
У Рябова не было никакого желания посвящать Стаса в обстоятельства ареста, потому что внешний вид собеседника выдавал его агрессивность. А еще было видно, что сам Стас ничего бы не смог сделать, кроме как страдать. И видно было, что он бросился бы в атаку, причем не в словесно-моральную, а в реальную, на кулаках. И еще было Рябову понятно, что Стас в драке был совсем не силен и тотчас получил бы свое, а это осложнит все последующее сотрудничество. Конечно, вполне возможно, что сотрудничества и так не будет, но надежда, как говорится, умирает последней.
Стас, решив, что молчание лишь подтверждает его худшие предположения, наполнил обе рюмки и предложил: «Ну, давай». Выпив и почти не закусив, сказал: «Я тут посижу», и не было в его интонациях никакого намека на то, что он испрашивает разрешения, а было просто оповещение: «Я так хочу». Рябов уже готов был разозлиться, но остановил себя, напомнив, что сам и привел Стаса сюда, глянул на часы и сказал себе самому, что, пожалуй, устал за день и надо бы прилечь на полчасика. Он прилег на диван с гостиной, долго ворочался, унимая злость, а потом, кажется, даже задремал, но был разбужен криком с кухни:
— Иди сюда! Поговорить надо!
Ругая себя за малодушие, Рябов пошел на кухню и разозлился еще сильнее: пустая бутылка была переставлена к мусорному ведру, а на столе красовалась новая, опустошенная уже на треть. Еще меньше понравилось Рябову то, что стол был заполнен содержимым холодильника. Проще говоря, Стас вел себя тут, как хозяин дома! Во всяком случае, как человек, который часто тут бывает и знает, где что лежит! А сложив это с отношением Стаса к Нине, Рябов сделал простой вывод: близки! И это было самым неприятным!
В этот момент Стас по-хозяйски указал на свободный стул:
— Садись!
Рябов сел, едва сдерживаясь, и Стас наполнил рюмки:
— Помянем!
— Ты уже напоминался, — не выдержал Рябов.
Стас опрокинул рюмку и, откусив огурчика, сказал:
— Две недели назад он меня отправлял в дорогу и все инструктировал, все планы строил.
Рябову уже надоело стирать со своего лица выражение открытого недовольства, но Стасу это нисколько не мешало.
— Ты знаешь, Витек, самое интересное то, что почти все его предположения и опасения сбывались так, будто он перед этим куда-то ездил на машине времени, правда! — Стас даже руками всплеснул. — Он мне весь маршрут на бумаге расчертил вплоть до того, каким рейсом я должен ехать и когда билеты брать, представляешь! — Он снова плеснул себе водки, выпил и продолжил: — Вот прикинь, Витек, весь путь можно проделать за два дня, а я мотался две недели, представляешь!
— Это еще зачем? — спросил Рябов только для того, чтобы не сидеть совсем уж молча.
— А, во-о-от! — протянул Стас с интонацией перепившего интеллигента. — Денис есть Денис, и этим все сказано. — Он вздрогнул и поежился, будто моментально замерз. — Такое со мной впервые, конечно, — заговорил он совсем другим голосом, — но мне часто казалось, что какая-то опасность то свистнула у меня за спиной, то прошмыгнула прямо у меня перед носом.
Он снова взялся за бутылку, и Рябов спросил:
— А не хватит тебе?
Стас, наполняя рюмку, безразлично пожал плечами: