Дело № 3. Вертеп санаторного типа

— Я чувствовал, что предсказуемость — верный спутник реализации планов — губит меня. Включился невидимый механизм уничтожения… Я — не физик, но мне хочется условно назвать этот процесс аннигиляцией. Аннигиляцией души и тела… Это был тяжёлый период жизни, меня ломало как героинщика, оставшегося без дозы… Я отчаянно сопротивлялся, но это противостояние с ещё большей силой пожирало остатки жизненной энергии. Парадокс! Снаружи всё выглядело пристойно… Очень пристойно… Только я постоянно болел, знаешь, мне не было и сорока, но у меня появился такой букет болезней… Разреши, хоть здесь воздержусь от подробностей… Например, бессонница — несмотря на регулярные занятия спортом, правильное питание, приём витаминов и регулярные прогулки на свежем воздухе, — изматывала меня почти каждую ночь. Однажды я увидел сон: мои покойные родители зашли в комнату — где я лежал на кровати — и, молча открывая шкафы и комоды, начали собирать в огромный чемодан все мои вещи. «Что вы делаете? Зачем?» — кричал я в ужасе. — «Мы пришли за тобой! Ты умираешь…» Я проснулся в холодном поту, кое-как оделся и, выскочив на улицу, побежал в направлении ночного бара. Хорошо, что изрядно подвыпившие посетители не слишком удивились моему взъерошенному виду, плащу, наброшенному поверх голого торса, джинсам, на которых я даже не удосужился застегнуть ремень, и тапкам на босу ногу. Мне повезло: в кармане я нашёл пару смятых бумажек по двадцать долларов и мелочь. На выпивку хватило… Я не помню, сколько влил в себя дешёвого виски, когда ко мне подсела старая проститутка Бекки, которой я заплетающимся языком рассказал всю свою жизнь. В голове прояснилось только тогда, когда мы, лёжа на какой-то грязной постели, курили одну на двоих вонючую сигарету, передавая её друг другу после каждой затяжки. Но мне было классно! Мне было легко и замечательно! Потрёпанная морщинистая мулатка Бекки поцеловала меня в лоб и неожиданно спросила: «Мальчик, ты знаешь, сколько процентов занимает на планете вода?» — и замолчала, вроде как и не дожидаясь ответа. — «Около восьмидесяти…» — ответил я. — «А сколько процентов в космосе занимает тёмная материя?» — снова спросила Бекки. — «Примерно так же…» — не понимая, зачем она спрашивает, ответил я. — «И это то, что дарит нам существование», — философски заметила она… — «И что из этого?» — разговор как-то не соответствовал обстановке… «А то, что и для твоего существования необходимы свои восемьдесят процентов и непредвиденных событий, и смутных желаний, и ошибок, и изменчивых чувств… И других прелестей, без которых рухнет мир. Мы — маленькая частичка, плывущая в этом океане жизни. Лучшее, чего ты можешь добиться, — это научиться слышать сигналы из темноты неосознанного, бороться со своими страхами и, по мере возможности, остаться свободным…»

Свят снова замолчал, а Зина, потрясённая таким потоком откровенности, не нашла ничего другого, как глупо спросить:

— И что?

Цветов, будто не замечая вопроса Зиночки, повертел бокал в руках, словно не понимая, как он там очутился, и снова заговорил. Но тон его речи изменился — в нём уже не сквозили такая печаль и безысходность, как минутой ранее.

— Через несколько лет я сделал потрясающий номер, я назвал его «Бекки и тёмная материя»… С тех пор я научился чувствовать то, что мне действительно необходимо, и перестал себе в этом отказывать. Три года назад, когда началась возня вокруг миллиардного завещания шейха, деньги интересовали меня меньше всего. Но возможность обрести через девятнадцать лет родную дочь и сыграть по-крупному против хитрых противников — такой шанс я не мог упустить! Такой адреналин стоит очень дорого! И самое главное — судьба вознаградила меня тобой! Я не знаю, как назвать это чувство! Пусть будет любовь! Только знаешь… Как объяснить? Мы называем словом «картина» любое произведение художника. Однако, придя в галерею, мы не рассчитываем увидеть множество комнат, завешанных абсолютно одинаковыми полотнами. Они — все разные! Так и любовь! Для меня это гипертрофированное чувство, рождённое одной из жизненных необходимостей. По мне, так жалостливый — полюбит из жалости, жадный — из жадности, одержимый сексом — за неутомимость в постели, революционер — за преданность своим идеям. Обжора будет обожать кулинара, фанат — кумира… Перечислять можно до бесконечности…

— А ты? — грустно спросила Зиночка. — Ты как меня полюбил?